Замирания не получилось. Нет, дело не в том, что фильм показался наивным, – он вовсе даже не плох. И не в том причина, что стал я стар и умудрен. Просто не оказалось того, что в детстве было вокруг фильма.

Ведь раньше-то киносчастье начиналось задолго до сеанса.

Примерно за неделю до показа появлялась большущая, маслом написанная афиша – на углу Первомайской и Ленина. Там, у решетки городского сада, поставлен был специальный щит. Этакое произведение рекламной архитектуры из досок и фанеры – с фундаментом, похожим на прилавок в магазине, с пустотелыми колоннами по бокам и выпуклыми буквами наверху «Скоро на экранах».

В раму этого сооружения вставлялся большущий прямоугольник афиши. На ней, как правило, изображена была метровая голова главного героя – в шляпе с перьями, в парике, в старинном шлеме или в пиратской косынке. А за ней, на дальнем плане, – соответственно содержанию: горящие корабли, остробашенные крепости, джунгли или укрытая сумрачной ночью готическая улица. А бывали и мчащиеся всадники, и дерущиеся на шпагах фигуры (неизвестно пока, кто за кого).

С этого момента все дни окрашивались особым ожиданием. В нем смешивались радость и тревога. Радость – понятно отчего. Тревога же – потому, что путь до нумерованного места в кинозале был тернист.

Надо было выпросить у мамы трешку (не всегда ведь в кармане есть спасительная десятка). А лишних трешек в доме не водилось: мама не работала, сидела дома с моим маленьким братишкой, зарплата отчима была отнюдь не директорская. Отцовские переводы служили, конечно, подспорьем, но жиденьким. И убедить маму, что кино важнее, чем лишняя бутылка молока, удавалось с трудом.

Но в конце концов удавалось!

Для этого, правда, приходилось поклясться (очередной раз!), что двойка по арифметике была абсолютно случайна и совершенно последняя и что отныне в тетрадках и в дневнике не будет не только двоек, но и троек. И что на рынок за картошкой и в керосиновую лавку я буду ходить регулярно и как на праздник, а не «как ленивая корова при виде палки». И что… Ну, в общем, ясно. Главное, что деньги на билет – вот они.

Но ведь и купить-то билет, как вы убедились, было не просто…

Но вот в руках вожделенная полоска шершавой синей бумаги с размашисто начерченными числами: ряд, место. Теперь тревоги меньше, радости больше.

Суровая контролерша тетя Тася придирчиво смотрит: не сует ли ей зловредный пацан (знаем мы вас!) недействительный билет… Пронесло! Ты в преддверии рая. В широком вестибюле с шахматным полом из черно-желтых клеток.

В конце вестибюля – маленькая эстрада. Случается, что там играет баянист, а то и небольшой оркестр. Или исполняет песни из фильмов худая певица с подведенными глазами и в блестящем, как чешуя, платье. Впрочем, перед дневными сеансами это бывает нечасто. Наверно, считается, что нет смысла развлекать гвалтливую ребятню.

Ну что же, можно до звонка поразвлекать себя и без музыки. Например, поразглядывать книги на лотке, за которым торчит тетенька, похожая на билетершу тетю Тасю. Или, запрокинув голову, полюбоваться гербами «республик свободных», из которых, как известно, состоит наш нерушимый Советский Союз. Гербы нарисованы на круглых фанеринах и украшают антресоли, с которых вход на балкон. Правда, гербы эти полиняли, поскольку висят еще с довоенных времен. Я их помню с самого юного, «додетсадовского» возраста, когда меня приносили в кино на руках. Мама рассказывала, что я называл тогда эти разноцветные штуки словом «бельгии».

С чьих-то разговоров зацепилось в моем «ясельном» сознании, что Бельгия – это страна и что круглые цветные штуки в кино тоже означают страны. И вот путаница двух слов да еще детское косноязычие превратили «герб» в «бельгий»…

А если не хочется предаваться воспоминаниям давнего детства, можно заглянуть в туалет. В этом есть некоторый оттенок приключения. Туалет в подвале, но вход туда почему-то со второго этажа – вниз по узкой кирпичной шахте ведет скрипучая лестница. Надо быть осторожным. Во-первых, нельзя касаться ладонями перил. Говорят, хулиганы вроде Копченого вставляют в щели рассохшегося дерева осколки бритвенных лезвий. Во-вторых, сами эти личности дымят бычками под лестницей и могут прискрестись на предмет очистки карманов или ради развлечения.

Но риск придает путешествию вниз дополнительную романтику. Низкий подвал с фанерными ширмочками, надписями на стенах и светом заплеванной лампочки обретает колорит загадочного подземелья. Он – тоже часть нашего тревожно-радостного ожидания киносеанса. И даже туалетный запах, в котором едко преобладает хлорка, – запах этого ожидания…

Но вот наконец звонок! Вот твой ряд и твое место с повизгивающими шарнирами откидного сиденья. Стихающий гул, желтый полусвет кинозала. Многообещающе белеет громадный прямоугольник экрана (тогда на нем еще не было занавеса). Экран – в широкой раме из реек и с фанерным серпом-молотом наверху.

А по сторонам от рамы – красные узкие транспаранты с меловыми буквами. Слева, конечно, ленинское утверждение, что «из всех искусств для нас важнейшим является кино» (и в данный момент мы всей душой согласны с Владимиром Ильичем!). Справа цитата на ту же тему, только более обширная. Разумеется, сталинская…

С детской поры я заметил, что Иосиф Виссарионович любил растолковывать краткие высказывания своего «друга и учителя». Например, ленинский призыв к школьникам состоял всего из трех слов: «Учиться, учиться и учиться…» А Сталин считал своим долгом разъяснить: «Чтобы строить, надо знать, надо овладеть наукой. А чтобы знать, надо учиться, учиться упорно, терпеливо».

Эти две цитаты великих вождей украшали деревянный щит, на котором вывешивалась школьная стенгазета (естественно, с названием «За учебу!»).

Размышляя над сталинской фразой, я находил ее малость корявой: почему во втором предложении написано «а чтобы знать» вместо «а чтобы овладеть наукой»? По причине грузинского происхождения Иосиф Виссарионович мог не разбираться в тонкостях русской стилистики – это вполне простительно. Но неужели не нашлось человека, который поправил бы его? Или никто не решился? Наверно, каждый боялся, что за такое нахальство его могут отправить туда.

Взрослые никогда не говорили: «вызовут в НКВД» или «заберут в МГБ» (в разные годы это учреждение называлось по-разному). Обычно вместо грозного названия произносили полушепотом и с оглядкой: туда.

Однажды, будучи первоклассником, я спросил дома, что означает это выражение. Отчим был в тот момент в подпитии и с ядовитым хмыканьем разъяснил, что это «Тюменское управление по делам антисоветчиков». Он с такими управлениями был хорошо знаком.

Мама замахала на отчима руками, а с меня взяла самое честное слово, что я никогда в жизни ни с кем не поделюсь такой расшифровкой безобидного коротенького слова…