– Не знаю. Это потребовало бы больших трудов.

Я молча показываю на Стига, который в это время кладет в печку растопку, но в ответ она только хмурится. Стиг мог бы помочь нам в ремонте гостевого дома – я в этом уверена. Было бы интересно все время знакомиться с новыми людьми. Я могла бы брать у двери их верхнюю одежду и использовать свой дар для того, чтобы помогать им принимать правильные решения в том, что касается их жизни, дабы потом они когда-нибудь отошли в мир иной без горьких сожалений. Мысль о том, чтобы использовать мой дар для помощи другим, кажется мне правильным решением.

Мама понижает голос:

– Ты слишком торопишься, Марта. К тому же ты едва его знаешь. – Она видит мое лицо и смягчает тон: – Послушай, давай поговорим об этом потом. Нам нет нужды принимать решение прямо сейчас.

Я киваю, но я уже начала думать о том, как в Лондоне упаковать свои вещи. Хотя мне и будет недоставать Стига, я с нетерпением ожидаю встречи с Келли. Я не стану ставить ее в известность о том, как обезглавила восставшего из могилы мертвеца, но уверена – она захочет, чтобы я рассказала ей все о моем бойфренде.

Стиг занимается огнем в печи, сидя ко мне спиной. Должно быть, он слышит наш разговор, так почему же он ничего не говорит сам? Прежде чем я успеваю ее остановить, мама вдруг задает ему вопрос:

– А какие планы у тебя, Стиг? – Я сердито смотрю на нее и ожидаю ответа, затаив дыхание.

Он поворачивается к нам и улыбается:

– Мне надо будет съездить в Осло. Всего на несколько дней. Мне предстоит поговорить с мамой, но потом я вернусь сюда и поищу работу здесь, на острове.

Мое сердце замирает. Если он поедет домой, встретится ли он там со своей бывшей девушкой? Что, если, придя в себя, он назвал ее имя, потому что все еще влюблен в нее? Прежде чем я успеваю подумать, у меня сами собой вырываются слова:

– А ты увидишься с Ниной?

Стиг бросает тревожный взгляд на окно. Когда он отвечает на мой вопрос, его голос словно исходит издалека:

– Да. Мне надо будет выяснить, вышла ли она из комы.

У меня обрывается сердце:

– Но раньше ты говорил, что…

Стиг подходит ко мне, кладет руку на плечо, и какую-то часть меня вдруг тянет отшатнуться. Он улыбается, глядя мне в глаза, и касается моего плеча рукавом пальто. И меня обжигают гнев, ненависть и ревность, а за ними следуют любовь и доброта. Это те же самые эмоции, которые я почувствовала, прикоснувшись к его пальто еще в дровяном сарае. Тогда я решила, что первые три из этих эмоций остались на пальто от его отца, но что, если…

– Марта? – Стиг пристально смотрит на меня. Как я могу сомневаться в нем после всего, что нам пришлось пережить?

Я хватаю со стола дневники, радуясь тому, что у меня нашелся предлог для того, чтобы покинуть комнату.

– Я отнесу их обратно.

Прижимая к груди дневники, я смотрю, как Стиг медленно возвращается к огню. Он садится на пол, затем достает свой телефон и, глядя на экран, улыбается. Интересно, от кого он получил эсэмэс? А может быть, он разглядывает фотографии. Когда я отворачиваюсь от него, мама бросает на меня подозрительный взгляд. Но я не обращаю внимания на ее вопросительно поднятые брови. Пройдя в комнату Мормор, я закрываю за собой дверь.

Я роняю пачку дневников на кровать, затем подхожу к окну. С неба на землю, кружась, падают снежинки. Сначала их немного, но потом снежное покрывало ложится на все вокруг. Снег быстро укрывает минувшее новым слоем белизны.

Раньше Стиг говорил, что Нина вышла из комы и с ней все хорошо. Почему же теперь он сказал, что не знает, пришла ли она в себя? О чем еще он мне солгал? Как ни неприятно мне это признавать, мама права. Я и впрямь его не знаю.

Я вздрагиваю от стука в дверь. Что, если это Стиг? Я облизываю губы и чувствую, что у меня внезапно пересохло во рту. Возможно, мне не стоит ничего говорить – ведь я не хочу, чтобы он решил, что я ему не доверяю.

В моем тоне звучит неуверенность:

– Заходи.

Это мама. Она закрывает за собой дверь и спрашивает:

– С тобой все в порядке?

Я киваю, и она, сев на кровать, показывает на груду дневников и рулон пожелтевшей от возраста белой ткани:

– Полагаю, все это лежало в сундуке?

– Угу.

Она показывает на рулон ткани:

– А это что такое?

Я разворачиваю его.

– Это наше семейное древо.

Она всматривается в него, и ее глаза округляются:

– Эти даты не могут быть датами рождения. Ведь Мормор родилась в апреле.

Я смотрю на ее лицо, гадая, сколь много могу ей сказать. – Думаю, это даты, когда наши предки по женской линии встречались с Норнами и получили дар считывать сведения с одежды.

Мама дотрагивается до одного из вышитых на материи имен и тут же отдергивает руку.

Я ощущаю прилив воодушевления.

– Ты что-то почувствовала, да?

– Я… я не знаю. Когда я коснулась этой нити, меня будто кто-то позвал.

Похоже, она этим испугана, а мне бы не хотелось, чтобы она пугалась. Я бы с радостью поделилась с кем-то тем, что со мной происходило, когда я дотрагивалась до вышитых имен, и особенно мне хотелось бы поделиться этим с ней.

– Поначалу это чувство кажется странным, но потом к нему привыкаешь, честное слово. Попробуй дотронуться до какого-то из этих имен еще раз. И скажи мне, что еще ты при этом почувствуешь.

– Нет. – Она трет свою руку, потом добавляет: – А я полагала, что дар относится только к одежде, но не ткани вообще.

– Да, он действует только в отношении одежды. С обычными тканями он не срабатывает, но по-моему… – Я грызу ноготь. Скорее всего, она не захочет слушать рассказы про призраков – это может обождать, лучше я расскажу ей о них как-нибудь потом. – Мне кажется, наши предки-женщины могут через эти вышивки общаться с нами. Они словно вшили в эту ткань частицы себя, и, касаясь этих нитей, мы приближаемся к ним.

Мама смотрит на меня с опаской. Я сажусь рядом с нею, касаюсь ее плеча, но она тут же отшатывается. Должно быть, на моем лице появляется выражение обиды, поскольку она сразу же говорит:

– Прости. Не знаю, почему я это сделала.

Проглотив свое разочарование, я смотрю на вышитое семейное древо, жалея о том, что у нас с мамой нет полного взаимопонимания. Вот Мормор всегда меня понимала. Она все знала и понимала без слов – но ведь она могла считывать мои чувства и мысли с одежды. Если бы я об этом знала, возможно, чувствовала бы себя иначе, когда обнимала ее. Как бы то ни было, я решаю не принимать реакцию мамы слишком близко к сердцу.