– Значит, концы в воду…

– Ага. Что не превратилось в пепел, залили водой пожарные. Но! – Тимошкин многозначительно поднял указательный палец вверх. – Провидение всегда на стороне честных людей. Я нечаянно сохранил копии всех бумажек, фигурировавших в деле Щурова. Получилось неплохое досье. Что бы там ни говорили ретрограды, а компьютер – гениальное изобретение человечества. Все материалы по Щурову я отсканировал и сбросил на дискету.

– Так говорите, сохранили нечаянно?

– Ну, не совсем… хе-хе…

– Вы, я вижу, неравнодушны к состоятельным людям.

– Не ко всем.

– Интересно, на Анну Григорьевну и на меня у вас тоже есть компромат?

– Хе-хе… Не надо себе льстить.

– Значит, вы считаете нас честными бизнесменами? – не отставал Паленый.

– Пока не доказано обратное, – посуровел Тимошкин.

– И на том спасибо. Но мне хочется, чтобы в нашем случае вы доказывали совсем другое. Сначала нужно найти заказчика, подославшего к нам наемных убийц, а затем можете ковыряться в грязном белье семьи Князевых сколько угодно. У вас, я вижу, это хобби.

– Не сердитесь, – примирительно сказал капитан. – Работа у меня такая. Вы деньгу куете, а я за вами монетки подбираю и пробую на зуб – не фальшивая ли? Каждому свое.

– Есть предложение на этом прения прекратить, – устало сказал Паленый.

Он вдруг почувствовал себя разбитым и больным. И в который раз подумал "Зачем козе баян? На хрена я влез в это дело? Уйди я раньше хоть на сутки из дома Князевых, ехал бы сейчас в поезде куда-нибудь на Север. А под стук колес так хорошо спится…"

– Оставьте мне эти бумаги, – попросил он Тимошкина.

– Это само собой… – Капитан смотрел на него с нездоровым любопытством.

"Чертова ищейка! – мысленно выругался Паленый. – Исследует меня как букашку на кончике булавки. Увы, мысль привлечь к расследованию дела личного опера не совсем хорошая. Похоже, этого Емельяна "Пугачева" больше интересуют живые богатеи и те, кто их окружает, нежели мертвые".

С этой здравой мыслью он и распрощался с Тимошкиным. Они договорились постоянно быть на связи. Судя по выражению лица капитана, он тоже был не в восторге от общения с ПаленымКнязевым.

Вечером приехала Лизка. "Ну, начало слетаться воронье…" – цинично подумал Паленый.

Все эти дни в доме Князевых были отключены телефоны, в том числе и мобильные. Анна Григорьевна не могла слышать телефонные звонки, вздрагивала при этом и бледнела.

Она на работу не ездила, а распоряжения своему заму давала только письменно. Между домом и офисом курсировала одна из машин, которая возила туда-сюда разные бумаги. Некоторые пришлось подписывать и Паленому.

Второго дня курьер доставил Анне Григорьевне пакет – большой конверт из плотной бумаги. Он сильно отличался по внешнему виду от остальных документов.

Паленый как раз был в холле, когда курьер вручил его жене Князева. Она жадно схватила пакет, хотела сразу же вскрыть, но, бросив взгляд на Паленого, быстро пошла в свой кабинет.

В конверте находится заключение графолога, понял Паленый. Он почувствовал, как сильно забилось сердце. У него сразу же резко упало настроение, и он закрылся в своей комнате.

Да-а, деньки пошли у Анны Григорьевны, вяло промелькнула мысль в голове Паленого. Сначала нападение киллеров, а затем известие о том, что ее муж давно покоиться в могиле. Как не крути, а теперь он просто обязан выложить ей все как на духу.

Вот и пришел конец моей радужной жизни, думал Паленый, наливаясь коньяком в полном одиночестве. Трагедии большой в этом, конечно, нет, но запах тюрьмы уже начал витать в шикарном особняке. Паленый был уверен, что теперь на него спишут и смерть Князева, и даже нападение киллеров.

А в том, что некие силы постараются это сделать, притом весьма оперативно, Паленый не сомневался. Им важно было оставить Анну Григорьевну наедине, без поддержки, с большими проблемами, которые она разрешить не сможет.

Но про то ладно, Анетт и он чужие люди. Этого провала Паленый ждал каждый день своего пребывания в роли Князева.

Если Анна Григорьевна решит сдать его ментам даже после разговора начистоту, пусть ее. Это будет на совести жены Князева. Он ничего плохого не сделал ни ей, ни Антошке, а значит, сможет со спокойным сердцем выбросить из головы все, что связано и с этим домом, и с разборками.

Оставалось главное и последнее – ему обязательно нужно вернуть память. Но как это сделать? Паленый уже жалел, что они так и не доехали до клиники, в которой его ждал врач-гипнотизер. Может, он смог бы приоткрыть завесу тайны над его прошлым.

Анна Григорьевна зашла к нему примерно через час после того, как получила пакет. Паленый уже был изрядно навеселе. Он успел выпить почти всю бутылку и теперь пребывал в состоянии блаженной расслабленности.

"А не пошло бы оно все!.. – думал Паленый, пытаясь выбросить из головы черные мысли. – Ты бомж – и ничего более. Живи одним днем и радуйся тому, что вообще до сих пор живешь. Тюрьма… Ну и что? Там хоть кормят… и крыша есть над головой. "Вышку" отменили, значит, на расстрел не поведут. А на пожизненное заключение я не тяну. У меня есть алиби – амнезия. Что возьмешь с умалишенного?".

– Выпьешь? – спросил он, нахально глядя прямо в глаза Анне Григорьевне.

Это был своего рода "проверочный тест".

– Только не коньяк… – Она посмотрела на него с осуждением.

– У меня здесь ничего другого нет.

– Тогда обойдусь.

– Ты что-то хотела? – спросил Паленый, внутренне сжимаясь.

– В общем, да…

Анна Григорьевна смутилась и отвела взгляд в сторону.

– Ну, тогда садись, поговорим, – предложил Паленый. – Ежели, конечно, есть про что.

– Да, есть, – немного поколебавшись, ответила Анна Григорьевна.

"Тогда звони", – едва не ляпнул жаргонное словечко Паленый, но вовремя спохватился.

– Я слушаю, – сказал он и закурил, стараясь унять волнение.

"Вот оно! Приплыл ты, братец. Финита ля комедиа…" – снова всплыло в памяти давно забытое понятие.

– Хочу поговорить с тобой откровенно… – Анна Григорьевна взяла себя в руки и вперила в Паленого требовательный взгляд.

– Именно сегодня?

– Да!

– Что ж, твое право… – Паленый забавлялся, выпуская дымные кольца.

Он вдруг отключился от действительности и посмотрел на ситуацию как бы со стороны. Она показалась ему весьма забавной. Но главное заключалось в другом: Паленый почему-то не отождествлял себя с человеком, который сидел в комнате Князева.

"Нет, у меня точно с головой что-то не так…"