Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она ведь на самом деле не сноб. — Сноб, сноб. Еще какая снобиха!
— Но уважения нашего заслуживает. Задумайся, какую жизнь она прожила!
— Пробила путь наверх своей щелью.
— Враки и сплетни.
— Она убивала.
— И призналась в этом, понесла наказание. К тому же мы сами не ангелы.
— Мы солдаты.
— Мы убийцы.
— На войне как на войне. Ненадолго замолкаем.
— Позволь сказать кое-что, — заговариваю я.
— Что именно?
— Это не так-то просто.
— Говори уже, смотреть на тебя больно!
— Можно я прикоснусь к тебе?
— Ишь, выдумал!
— Знаю, ты любила Роба, но…
— Никаких «но»!
— Вдруг у нас с тобой что-нибудь да получится, а?
— Возьми себе в пассии Кэлен — ей все равно, с кем спать.
— Мы с ней уже переспали.
— И как?
— О, замечательно. Она даже мурлыкала, Аллия смеется.
— Слушай, — говорю, — дело не в сексе, а в любви. Я любил тебя и люблю до сих пор. Я по-черному завидовал Робу, хоть он и был мне другом. Прошу, скажи, что у меня есть шанс!
— Уф-уф-уф, аж мурашки по коже!
— Я каждое утро просыпаюсь в холодном поту, мне не с кем разделить одинокое ложе. Будь со мной, дели со мной мои страхи и радости.
— Я дала обет никого более не любить, даже если проживу тысячу лет.
— Глупости!
— Эти глупости помогают мне сохранить рассудок.
— Но я хочу тебя, не могу больше терпеть. — А руки тебе на что?
— Я и не жду от тебя любви. Удовольствуюсь… малым. Просто дружбой. И сексом. Сексом без любви, да. Можно ведь выполнять нехитрые телодвижения, пусть и без чувств.
— Обалденное предложение.
— Отчаяние мое велико, чересчур велико. Я живу слишком долго.
— У меня та же беда.
— Десять лет на том грузовике стали голгофой моей души. — Десять лет субъективного времени. На Земле прошли все пятьдесят.
— Значит, я постарел еще на полвека. — Мы оба.
— Поцелуй меня, Аллия. — Нет.
— Тогда обнажись предо мной. — Нет!
— Позволь же хотя бы представлять тебя в своих эротических фантазиях.
Аллия долго — очень долго — не отвечает. Потом говорит:
— Так и быть, но один раз. Не больше.
И я начинаю пожирать ее глазами: гладкую, нежную кожу, округлые, упругие груди, влажные губы чуть приоткрытого рта, черные волосы, обрамляющие идеальный овал лица…
— Ну, хватит. Я прекращаю.
— Больше такого себе не позволяй.
Я киваю и смотрю на нее холодным, начисто лишенным чувств взглядом коллеги. Я капитан, а она — член команды. Страсть утолена, и про любовь надо забыть. Я обещал, а мужик сказал — мужик сделал.
Я буквально вырезаю любовь к Аллие из своего сердца. Это сложная психологическая техника, но у меня получается.
Я будто бы никогда и не любил эту женщину.
— Полегчало? — спрашивает она… — Да, заметно, — говорю я.
Уголки ее глаз влажно поблескивают, но я притворяюсь, что ничего не заметил.
Обожаю свои наручные часы, лучшего гаджета у меня еще не было.
В детстве у меня, правда, имелся мобильник (он же ПК и воображаемый друг). Я запрограммировал его так, чтобы он беседовал со мной подобно живому. «Брэндон, чувак, — бывалоча обращался ко мне телефон, — а не прогулять ли нам сегодня уроки?»
Я рассказывал ему о далеких планетах, а он мне — об устройстве Вселенной. Люди думали, будто я болтаю по со-тику с друзьями. Только зачем друзья, когда есть говорящий мобильник!
Скажите еще, что я ненормальный.
В школе я учился на одни пятерки, потому что память у меня цепкая, ничего не упускает. Бесило только, что на экзамены с мобилой не пускали. Ясен пень, учителя так боролись со «шпорами», но ведь надо же было понимать, что это — не просто телефон (фото- и видеокамеры/ПК/телевизор/МПЗ-плеер), а мой лучший друг!
Его звали Кзил. Не Козюль, не Козел, а именно Кзил.
Я вообразил, будто Кзил обижался, когда о нем думали как о простом телефоне, потому что на самом деле он — пришелец с другой планеты.
Кзил странствовал по Вселенной во времени и пространстве, видел Землю, когда она еще только вращалась куском раскаленного камня вокруг новорожденного Солнца. Он присутствовал (я так думал и думаю до сих пор) при всех великих событиях: когда Чингисхан завоевывал Европу и Азию, он сидел на плече у великого монгола. Кзил наблюдал, как пала Византия, витал над лагерями смерти, в которых Гитлер казнил евреев. Мой друг застал все ужасы нашей истории, но видел и много прекрасного: оставил свое имя на фреске «Сотворении Адама» в Сикстинской капелле — мелким-мелким шрифтом отпечатал «Кзил» в свежей краске, там, где встречаются руки Адама и Бога.
Кзил присутствовал на премьере «Гамлета», паря за кулисами возле Шекспира, когда тот суфлировал полупьяным актерам. Он был у одра Моцарта, умиравшего в одиночестве.
Кзил виделся мне существом поистине волшебным, наделенным недюжинной силой, но при этом хранящим в себе вечного ребенка.
Мы общались с Кзилом три года, потом об этом узнали родители и отобрали его у меня. Я на шесть месяцев лишился телефона, компьютера и лучшего друга. Папа с мамой отвели меня к психиатру на курс интенсивной терапии — остаток детства мне предстояло проводить по два час в день в обществе напыщенного идиота. Подобная перспектива не радовала, и я сумел убедить врача, что Кзил — бредовая детская фантазия. Все встало на свои места: я превратился в интровертивного книжного червя, зато больше не разговаривал с телефоном.
А на пятнадцатый день рождения отец подарил мне эти самые часы — с будильником, секундомером, калькулятором и даже DVD-плеером (надо только развернуть циферблат, и получится полноценный экран).
Но часы мне нужны не ради компьютера и кинотеатра, ведь у меня два имплантата — в горле и на сетчатке плюс микрочип в мозгу. Чтобы посмотреть фильм, мне достаточно закрыть глаза, а чтобы позвонить в любую точку галактики — напрячь голосовые связки (имею прямой выход на Квантовые бакены).
У часов — другая ценность. В них заложен Календарь и местное время всех обитаемых планет Вселенной.
Это только с виду просто. Например, Надежда, старейшая из колоний, была заселена сто лет назад (сто лет субъективного времени), а на Земле прошло четыреста лет — благодаря растяжению времени по Эйнштейну (это когда оно бежит тем медленнее, чем быстрее ты движешься). На Надежде сейчас 2712 год, а по земному Календарю — год 3112 (и 22.22 местного времени, что соответствует 07.20 земного времени; у нас на корабле — 11.45. Только время — часы — не имеет к отношения к сути дела. Важны года. Уж простите мне лирическое отступление).