Вторник, по возвращении из Сен-Тропе

«Тебя здесь кормят, и поят, и дают крышу над головой», – заявил сегодня вечером Серж. «У меня ничего нет», – ответила я. Моя комната – это моя комната, но он решил сунуть нос в мои бумаги и еще возмущался, что у меня в них бардак.

Первое. Это не бардак. Второе. Даже если в них бардак, тебя это не касается. В большинстве домов есть уютная гостиная. В нашем доме вместо гостиной – великолепный музей. Стоит мне поставить свою корзину на его рояль, он негодует, утверждая, что я его поцарапала. Тот факт, что я сама нашла и подарила ему ковры, бронзовых крыс и коллекцию заводных обезьян, не в счет.

Все здесь принадлежит ему, а я не имею права даже слово сказать. Я сижу на стуле и боюсь шевельнуться – вдруг что-нибудь сломаю. Особенно если он в комнате. Впрочем, заходить сюда в его отсутствие мне запрещено. Я могу находиться на кухне или у себя в комнате. Я всегда считала эту комнату своей и купила сюда у Марлен Кастен шторы и покрывало. С какой стати он на меня орет? Это покрывало в стиле пэчворк, я сама его выбирала. Почему он позволяет себе говорить, что это рванье? Я заплатила за него свои деньги. В нем мне дорога каждая деталь, за это я его и люблю. А мои бумаги – вырезки из газет, письма, счета? Если они лежат грудой на столе, это еще не делает их грязными. Если уж говорить о грязи… На себя бы посмотрел! Четыре месяца не принимал ванну! Ноги просто черные! Он же хранит бумаги в библиотеке, так почему я не имею на это права? Он говорит, что работает моим секретарем. Но вместо того чтобы заполнять за меня банковские чеки, лучше научил бы меня делать это самостоятельно. Я плохо разбираюсь в денежных делах. Он говорит, что по своей доброте дает стол и кров мне и моим детям. Господи, он что, забыл, что один из этих детей – его собственный? Когда он предложил мне переехать к нему, он взял на себя ответственность и за Кейт. Почему сейчас он пытается обернуть это против меня?

Скорее всего, он рылся в моих бумагах в поисках секретной переписки. Он уже вскрывал мое письмо Эндрю, которое я оставила на столе, – держал его над паром. В любом случае он читает большую часть моей почты. Но факт остается фактом: у меня в этом доме нет своего места. Он вынужден жить с женщиной, склонной к беспорядку, а я – с маньяком, помешанным на вещах. Для меня это тоже нелегко.

Он вошел ко мне с восклицанием: «О-ля-ля!» – но я не поддалась на его уловку. Я куплю себе коттедж, и, когда он будет ко мне приходить, ему придется соблюдать мои правила. Но у меня нет денег. Все, что у меня остается, уходит на оплату дома на Чейн-Роу. Джон никогда не дал на Кейт ни гроша. Одним словом, я не в том положении, чтобы вкладывать средства в старые камни. Интересно, когда-нибудь у меня появятся деньги на покупку своего дома? Дома, в котором я смогу проводить выходные так, как мне хочется, и который обставлю по собственному вкусу? Пусть это будет очень скромное жилище, но оно будет мое?

Как мне себя жалко! Шесть лет прожить с человеком, который цедит тебе сквозь зубы: «Тебя здесь кормят». По-моему, это слишком. У меня такое ощущение, что и после десяти лет совместной жизни он будет внушать мне то же самое, пока я не пойму, что не значу для него ровным счетом ничего.

Среда, Довиль

Ну мы и посмеялись! Я повела детей в конный клуб, чтобы они покатались верхом. Какой-то старикан очень грубо и высокомерно сказал мне, что Кейт слишком мала, чтобы садиться на лошадь, разве что на Кастора, который недавно повредил копыто и в любом случае не может долго носить седока. Мы все же решили попробовать, и Кейт проскакала два круга, постоянно соскальзывая с седла, которое никто не догадался под ней как следует закрепить. Я попыталась посадить на лошадь и Шарлотту, но она все время сползала с седла. Тогда я подсадила ее к Кейт, у нее за спиной, и это Шарлотте тоже не понравилось: она заверещала, чтобы ее спустили на землю. Я собиралась оставить персоналу чаевые, но они и так содрали с меня 20 франков – это за пять минут катания на злобном хромом пони! На улице похолодало; похоже, будет снег. Мы решили не ходить в бассейн. Он открытый, а значит, мы там заледенеем. Серж сказал, что на поле для гольфа осталась всего одна лунка, да и в той засел крот, который потерял свой телефон!

Я взяла напрокат два велосипеда, и мы с девочками поехали кататься. Шарлотта сидела у меня на багажнике, а Кейт, poor thing[148], была вынуждена большую часть пути толкать свой, потому что у него ослабла цепь и ехать он мог только по асфальту. Когда мы выбрались на главную дорогу, выяснилось, что тормоза у него тоже не работают. Спрашивается, как его остановить? Кейт вышла из положения с моей помощью, правда содрав мне ноготь и обильно оросив окрестности материнской кровью. Вместе с деревенскими мальчишками мы скатились со склона холма и поехали к врачу. Он сказал, что Кейт завтра лучше побыть дома, а Шарлотте надо продолжать принимать лекарство. У меня астматический бронхит, и мне опять прописали кортизон. В субботу, если не будет улучшения, иду на рентген.

Ужинали мы дома, под включенный телевизор. В ту самую минуту, когда передавали кошмарную рекламу сосисок, Кейт вырвало прямо на стол. Серж решил, что это из-за рекламы. Он ужасно разозлился, потому что Кейт стянула что-то с тарелки Шарлотты. «Ты собралась размазать паштет по столу?» – крикнул он. Бедную Кейт вырвало еще раз – на куриные эскалопы.

Пятница

У нас новые приключения. Мы с Сержем и девочками отправились в отель «Кло де Садекс» – это примерно в часе езды. В машине Шарлотту вырвало мне на руку. Ну что за наказание! Наш номер – это две большие пустые комнаты, точно, как в Югославии. Здешний персонал – поголовно испанцы. Завтрак они подают с 7 до 10, обед – с 12 до 14, ужин – с 7 до 9 вечера! В столовой жуткий холод. Нас обслуживает официант-испанец, к тому же заика. Сержа он не узнал и предложил ему местного вина, а девочкам – воды. Когда Серж попытался закрыть у нас в номере тяжеленные зеленые ставни, один из них упал. Слава богу, номер на первом этаже. Мы с Сержем смеялись до колик, пытаясь водрузить ставень на место. Он – Ромео – стоял внизу на цветочной клумбе со ставнем на голове, а я – Джульетта – высунувшись из окна, старалась насадить петли на штыри. Дети хохотали над своими старыми дураками родителями как безумные. Когда Серж сказал: «Черт, я уронил ставень», я ему не поверила, но это была правда, чистая правда.

Понедельник 1 апреля, Лозанна

Наконец-то мы купаемся в роскоши! Sweet Серж, которого допекла деревенская жизнь, снял самый огромный и шикарный люкс в лозаннском отеле «Бо Риваж». Наш номер занимает целое крыло второго этажа. У детей – две смежные комнаты с отдельной ванной. Есть просторная гостиная, небольшой будуар и еще одна спальня с ванной комнатой. Серж бегло оглядел холл в стиле рококо и остался доволен. Прощай, ад сельской жизни, прощай, убожество гостиницы на берегу озера! Теперь он обходит один за другим фешенебельные бары в самом большом палаццо Лозанны.