Но Берти был слишком умен для этого. Поэтому я втянул в себя воздух, еще немного воздуха, еще чуть-чуть… и, когда его рука поднялась, а цепь пошла на замах, снова погрузился в воду с головой.

* * *

«Еще один разочек», – сказал он. Я, конечно, не поверил, но вот разбудить во мне страх ему определенно удалось. В те несколько секунд я не успел, да и не сумел, обдумать то, что произойдет после «последнего разочка». Это, видимо, был мой последний реальный шанс что-то предпринять – пока оставалось еще достаточно сил, чтобы бросить ему вызов. Но я упустил свой шанс. Как дурак. Повел себя не умнее, чем зеленый новичок.

Сколько еще раз? Вероятно, пять или шесть. Может быть, больше. По крайней мере один раз я полностью вырубился, так что свидетель из меня неважный. Я так сильно кашлял и отплевывался, меня так трясло, что думать о чем-нибудь другом было невозможно. Разумеется, я открыл глаза в соленой воде. Он не заставлял меня, но я все же открыл. Я плакал и что-то бормотал, а мир вокруг расплывался в тумане.

Но хуже всего был страх, охвативший меня в тот момент, когда он навалился на меня сверху и обеими руками взял шею в силовой захват. Этот страх уже не был просто чувством – я видел его, он был красновато-оранжевый. Страх – это отсутствие воздуха, все более быстрое кружение… все хуже и хуже… наконец я увидел, что это просто отсутствие. Точка. Просто пустота, и я в нее погружаюсь.

– Джордж, ты готов отвечать на вопросы?

– Я готов! Готов!

– Ты, оказывается, слабак, хнычешь и пускаешь пузыри? Значит, ты просто большой плакса с хреном в штанах? Так?

– Да.

– Да? Не слышу!

– Да!

– Скажи!

– Я просто большой плакса с хреном в штанах!

Я сказал ему еще много разных вещей; я был ужасно благодарен, когда он перестал пихать меня в воду. Я признал, что сам убил № 4141, один. Без всякого повода, просто в припадке ярости. Я признал, что никогда не слышал о № 4141 и вообще не знаю, кто это такой. Теперь моя щека была прижата к бортику, его колено впивалось в спину; время от времени он щелкал пальцем по моему уху. Не удар, не шлепок, всего лишь резкий щелчок. Больно было ужасно. После этого на коже не остается ничего, ни синяков, ни царапин. Это не мешает говорить – не то что когда задыхаешься от воды и кашля. Но больно! Как же больно! Через почти равные промежутки – щелчки. Я уже ждал следующий – щелк, – и щелчок прервал меня на середине предложения. Он повторил вопрос, я снова начал отвечать. Я уже ждал очередного щелчка. Но на этот раз щелчка не было, и я испытал прилив облегчения. О-о, он прекратил это делать! Я снова начал отвечать, как вдруг – щелк. Я вздрогнул от неожиданности. Значит, он снова начал. Можно ждать нового щелчка. Уже скоро. Щелк. Нет! Даже раньше, чем я ждал. Но на следующий раз чуть позже. Вот они, почти равные интервалы.

Именно в этот момент я начал плакать, именно тогда признал, что я большой плакса. Наша беседа казалась бесконечной, и говорили мы не только о № 4141. Щелк. Я сказал ему: я сожалею о том, что написал рапорт; и о том, что пытался отослать его наверх через его голову; и о том, что я плохой контрактор. Я плохой американец. Я плохой муж и плохой отец, и об этом я тоже сожалею. Я сожалею о том, что трахнул Денизу Макмуллен. Сожалею и о том, что у меня так плохо получилось. Да, я сожалею. Я все делал не так.

– Мне тоже жаль, Джордж. Я не хочу этого делать. Но тебе придется снова нырять.

– Нет, пожалуйста! Пожалуйста!

Я так сильно хотел угодить ему!

Он начал напевать:

Ах, мне бы жить

на дне морском,

в саду у осьминога,

в тени.

И с этими словами он запихнул меня в воду с головой.

* * *

– Потренируйся.

Я с готовностью схватил фломастер. Эту часть сценария я знал. Рука дрожала не так уж сильно. Когда расписываешься связанными руками, фокус в том, чтобы спокойно положить их на стол. Расслабиться. Пусть пальцы сами все сделают.

Напротив меня, с другой стороны стола, сидел № 4141. Он оттаивал; под стулом у него стучала капель, под ногами собиралась лужа. Я избегал смотреть на него и потому пялился на собственную подпись. Это мое имя.

– Кто ты? Я хочу, Джордж, чтобы ты написал еще свой код доступа, вот здесь, на этом листе. Не спеши, подумай минуту. Ты вспомнишь.

Да, я помню! Я напишу. И подпишу. Ситуация напоминала завершающую часть какой-то игры, и мне очень хотелось закончить побыстрее. Да: я подпишу! Джордж Янг убил № 4141, он никогда не слышал о № 4141. Какая, хрен, разница? Я стрелял по войскам из зеленки, я тайком возил взрывчатку в штат Мэн. Я навел римских солдат на Гефсиманский сад. Я стоял за вымиранием динозавров. Это все Джордж. Он все подпишет.

Я подписал три документа.

– Здесь отражены самые яркие детали из того, что ты рассказал мне, – заметил он.

– Прекрасно.

Он забрал у меня бумаги и ручку, развернулся и направился к двери. Я все еще пытался подняться на ноги, когда дверь закрылась и снаружи в замке повернулся ключ.

– Поработай с ним как следует, Джордж! – крикнул из-за двери Берти. – Попробуй, может, удастся узнать что-нибудь важное!

Затем он ушел, только шаги прохрустели по гравию.

– Эй! – Я отошел от стены, насколько позволяла цепь, но так и не смог дотянуться до дверной ручки. Значит, это не конец игры. – Эй!

* * *

Он оставил меня там на всю ночь. Я понял, что оказался в беде, когда услышал звук лодочного мотора. Сначала он доносился до меня четко и ясно, но вскоре стих. Я был не просто напуган, я был взбешен. Ярость помогла мне прийти в себя; что-то как будто щелкнуло, когда мое нынешнее «я» совместилось с прежним. Теперь, когда его больше не было здесь и он не мог сделать мне больно, мне до смерти хотелось сделать больно ему. И Джамалу тоже. Он, вероятно, все утро прождал Берти у катера. Слушал свою музыку и сверкал глупой улыбкой, все как обычно.

Я громко ругался и дергал цепь, но где-то в глубине сознания какая-то часть меня четко понимала: необходимо успокоиться и подготовиться к дальнейшим событиям. У Берти наверняка есть план.

Через некоторое время я развернулся и уселся спиной к двери, лицом к № 4141. Он не смотрел на меня в упор. Он был развернут в полупрофиль. Я его не боялся; речь не шла о брезгливости или суевериях. Мне и раньше приходилось видеть мертвецов. Тогда, на дороге в Басру, их было бессчетное количество! Но близость № 4141 и сознание того, что деться мне от него некуда – что я вообще не могу отодвинуться, – вызывали тревогу и смутное беспокойство.

– Ну ладно, ладно, – сказал я. Приятно было услышать человеческий голос, хотя бы и свой собственный. Я отлепил от груди мокрую рубашку и попытался думать последовательно. – Мы просто осмотримся, разберемся, и все будет в порядке.