День был в самом разгаре. В открытое окно влетал теплый ветер, приносивший из сада пение птиц и шелест листвы.

Палваныч не хотел вставать с графской кровати. Он разглядывал покрытый лепниной потолок, обтянутые шелком стены, изящную, словно из музея, мебель. На память пришло словосочетание «от Людовика», но было ясно, что Францией тут не пахло. Прапорщик потягивался и думал: «Эх, я бы так пожил… А что? Сразу видно, богатый домишко. Лес, тишина, воздух. Слуги, блин. Хозяйка симпатичная, правда, худая и бледная, как смерть. Поправим!»

Будто услышав его мысли, в спальню тихо заглянула Страхолюдлих.

– О, Мастер! Ты не спишь.

Женщина зашла в комнату и остановилась на ковре перед кроватью. Сейчас графиня была одета в роскошный черный халат. На ногах – темные тапочки. Длинные смоляные волосы собраны за спиной.

«Великолепная женщина, невзирая на фамилию, – подумал Палваныч. – Из образованных, конечно, но у любого есть недостатки. Небось, высшее образование окончила. Ну, у меня не заумничаешь».

– Доволен ли ты? – спросила бывшая графиня.

– Так точно, – прапорщик Дубовых сел на постели.

Одеяло соскользнуло на его колени. Взору Страхолюдлих предстали чуть седые заросли волос на груди и круглый, но не такой уж дряблый живот.

– Я посмела явиться к тебе, чтобы сказать: я на все готова, Повелитель. Еще вчера я была слаба, но сегодня я готова… Я сильна, я справлюсь…

«Ох, е! – обрадовался Палваныч. – А уж я-то как готов!.. И тоже справлюсь».

Женщина развязала пояс, распахнула и сбросила халат, оставаясь в черной рубахе чуть выше колен.

«Ноги тоже ничего себе», – отметил прапорщик.

– Проверь меня! – произнесла графиня.

– С удовольствием, – прохрипел мужчина.

И тут женщина рухнула на ковер и принялась делать отжимания.

– Раз, два, три… Считай, Повелитель… Пять… Хотя… Я сама… Семь. Я сделаю ровно сто! Восемь, девять…

Страхолюдлих совершала физкультурный подвиг, а Палваныч морщился, словно от зубной боли: всплыли мутные воспоминания, которые он старался задвинуть подальше и никогда не доставать.

Прапорщик терзался догадками: «Либо та дурацкая ночь с костром да идиотами вокруг была правдой, либо я сам окончательно сбрендил… Нет, это вражины подлые мне мозги пудрят!»

– Черт возьми, так оно и есть, – пробормотал Палваныч.

Рядом с отжимающейся графиней возник Аршкопф. Отираясь подле прапорщика, черт набрался правильных слов:

– Прикажете взять гражданку, товарищ прапорщик?

– Да… – сказал себе Палваныч, все больше веря в версию о промывке мозгов. – Именно…

Затем открыл глаза.

Женщины на ковре уже не было.

Тишина.

Прапорщику стало немного жутко.

«Только что была… и нету…»

– Страхолюдлих, вылезай! – неуверенно позвал он, заглядывая под кровать. – Вернись! Где тебя черти носят?

Под кроватью никого не оказалось. Зато на ковре снова появилась графиня. Она стояла на коленях и лепетала:

– Мастер, ты приоткрыл мне край преисподней?! Оказал мне честь заглянуть в свое царство?! Спасибо!

Страхолюдлих стала бить поклоны, чуть ли не стуча лбом об пол.

Аршкопф предпочел остаться невидимым. Он недоумевал: «То „возьми“, то „где ты ее носишь“… Или вот в тюрьме сидел, всякое людишкам позволял… Что-то Повелитель мягкотелость проявлять изволит».

Черт пришел в смятение от собственной крамольной мысли. Кто он такой, чтобы давать оценку хозяину? Значит, есть некий железный план, требующий жертв! Загнал же себя Повелитель в человеческое обличье…

Прапорщик растер виски, несколько раз открывая и закрывая глаза. Женщина не исчезала.

«Это временная потеря сознания, – твердил Палваныч. – Слабые харчи. Завязка тоже…»

– Стой, раз, два! – гаркнул он. – Отставить физкультуру! Смирно!

Бывшая графиня вскочила и замерла.

Дубовых вылез из постели, подошел к женщине, подтягивая на ходу семейные трусы, украшенные зайчиками и машинками.

– Слушай команду. Отставить обращение «повелитель». Называть только «товарищ прапорщик» или Пауль, когда потеплею сердцем. Ясно?

– Так точно, товарищ прапорщик, – ответствовала Страхолюдлих.

– То-то… Смотри у меня… Приказ номер два. Накормить обедом… Чего пялисся? Выполняй!

Графиня подхватила с пола халат и пулей полетела на кухню.

Слуга привел умывшегося и одевшегося Палваныча в трапезную. Стол был богат. Прапорщик усадил рядом хозяйку замка, налил себе и ей винца.

– Тебя как звать-то? – спросил он. – А то Страхолюдлих длинновато, ну, и ты вроде симпатичная.

– Хельга.

– Хельга?! – весело хрюкнул Дубовых. – Да ладно, это же рыба такая.

– Как будет угодно товарищу прапорщику, – она слабо улыбнулась.

Палваныч одобрительно похлопал графиню по спине, поднял бокал.

– Давай, Хельга, по хорошей традиции, выпьем за нашу армию!

– За армию! – выдохнула она.

Глаза хозяйки засверкали: как же не выпить за армию тьмы?

Она пригубила вино, поставила бокал.

– Эй! – прапорщик нахмурился. – У нас принято до дна. Особенно за армию.

Графиня быстро исправилась.

Дальше так и пошло. Пили, ели, говорили.

– Позволительно ли мне будет спросить? – Хельга осмелела после нескольких тостов.

– Валяй.

– Куда ты направляешь свои стопы?

– Непосредственно в столицу. Ищу беглого солдата. Здесь его называют Николасом Могучим.

– Да… Слухи о нем доходили. Победитель великанов. Значит, он от тебя бежал? Он твой солдат?

– Моего полка, да.

– Изменник?

– Не хотелось бы верить, – прапорщик вздохнул.

– Я тебе помогу! – воскликнула Хельга.

– Как?

– Пошлю слугу на разведку. Пусть узнает, где Николас и чем занят.

– Молодец! Выполняй!

Оставив гостя наедине со снедью, бывшая дворянка удалилась в одну из башен замка. Там, на золоченом насесте спал ворон.

– Просыпайся, Вран, – повелительно произнесла Страхолюдлих. – Лети в Стольноштадт. Разузнай все о Николасе Могучем. Торопись!

– Хор-р-рошо!

Ворон вспорхнул с насеста и сел на руку хозяйки. Та открыла окно. Птица вылетела вон, салютуя Хельге мощными взмахами черных крыльев. Женщина не стала закрывать окно, вернулась к гостю.