Первые часы заточения он ожидал чего-то ужасного. Думал, что в любую минуту откроется дверь и черный призрак станет задавать ему новые вопросы. Ему зачли письмо посла. Они считали, что кто-то с Мурано помогает французскому королю строить дворец. Ему задавали безжалостные вопросы: посылал ли кто-нибудь письма из стекловарни? Не исчезли кто-нибудь из цеха? Может, кто-нибудь болеет? Или умер? Он заплакал, когда сказал им о смерти Коррадино, потому что очень тосковал по мальчику. Живой или мертвый, он отдалился от Джакомо. Разлука с ним была подобна смерти.

Они не обратили внимания на его горе. Почему Коррадино умер? Когда это произошло? Джакомо несколько часов провел в прихожей, пока они допрашивали кого-то еще. По отрывкам доносившихся разговоров Джакомо понял, что это врач. Его допрашивали так жестоко, что стоны пробивались сквозь дубовые двери. После допроса врача вывели, он еле держался на ногах. Впервые за день Джакомо начал бояться за свою жизнь. Его снова привели в большой зал, и он увидел человека в черной маске. Ему вдруг показалось, что это тот, кто много лет назад приходил за Коррадино в стекловарню. Тогда он спас жизнь мальчику. Впрочем, он понимал, что вряд ли это тот же человек. Та фигура являлась ему в снах, страшная, как смерть. Сейчас он сидел в камере, время шло, и он понимал, чего они добиваются. Их оружием был страх. Они хотели свести его с ума.

Он боролся со страхом, Господь свидетель. Однако капризный ум в его больном теле населял камеру людьми из прошлого. Джакомо вспомнил шлюху из Канареджо, с которой переспал в молодости. Она принесла ему ребенка и назвала Роберто, в честь отца Джакомо. Она думала так привязать его к себе, но Джакомо вернулся к стеклу, а она с Роберто уехала в Виченцу. Сейчас она сидела, смотрела на него с укором и протягивала ребенка. Он заглянул в сверток и увидел кишащий червями детский череп. Крики Джакомо поглотил сырой воздух темницы.

Иногда наведывался сам Коррадино. Он смеялся над стариком, говорил, что не раскроет ему свой секрет. Джакомо сворачивался в клубок, обхватывал себя руками, прижимался лбом к скользкой стене, чтобы не видеть наступавших из темноты теней. Но в светлые моменты, когда в голове прояснялось, он понимал, что болен. Приступы кашля сотрясали грудь. В последнее время он чувствовал во рту металлический привкус крови. Он мечтал о стеклянном кинжале, какие делал Коррадино. Тогда бы он покончил со всем разом.

Спустя несколько дней — он не знал точно когда — с ним заговорил холодный голос.

— Ты сильно страдаешь. — Это было утверждение, а не вопрос.

Джакомо отвернулся от стены, ставшей ему другом. Камеру — благословение! — освещала единственная свечка. Но облегчение Джакомо оказалось кратковременным: в углу, в тени, он увидел призрака из своих ночных кошмаров. Впрочем, он уже привык к видениям. Даже этот уйдет, если покрепче прижаться к стене.

Он хотел отвернуться.

— Слушай меня, я настоящий. Я не плод твоего воображения. Я могу быть милосердным. Принесу тебе еду, воду, даже освобожу тебя, если скажешь мне, что я хочу.

Несколько минут Джакомо не мог говорить: голос ослабел от кашля и стонов.

Призрак принял его колебания за неповиновение. Если бы он только знал: Джакомо готов рассказать все, только бы суметь.

— Ты знаешь, почему никто не сбежал отсюда?

Джакомо прекрасно знал. Он хотел сказать «да», упредив объяснение, потому что не хотел слушать об этом.

— Если охранник позволит заключенному сбежать, то займет его место.

— Знаю, — наконец-то прохрипел Джакомо.

Безликая фигура наклонила голову в капюшоне.

— Тогда я твоя единственная надежда.

Надежда. Надежда от дьявола.

— Мы ездили на Сант-Ариано. На могилу твоего друга. Знаешь, что мы обнаружили?

Молчание.

— Мы обнаружили раскопанную могилу и порванный саван. Твой друг сбежал.

Тучи раздвинулись, на Джакомо сошло озарение. Non omnis moriar. Коррадино не умер. Джакомо захотелось петь. Тайная надежда, зревшая с тех пор, как он прочел записку, осуществилась: его сын жив. Записка, которую он бережно сохранил, была намеком, что горевать не надо. Слава богу! Впервые за несколько месяцев Джакомо стало тепло.

— В ту ночь из Местре шел корабль в Марсель, — продолжил голос. — В него сели двое мужчин из рыбачьей лодки. На дне лодки осталась земля. Твой друг Коррадо Манин бежал во Францию. Он тот, кого мы ищем.

Радость и облегчение мгновенно ушли. Джакомо почувствовал, как к горлу подкатила желчь: он понял, что сделали с ним, с Мурано, со стеклом, которому он посвятил всю жизнь. Высохшие было глаза наполнились слезами, но не холодными и горестными, а горячими и гневными. «Весь я не умру». Нет, но ты убил меня и наше дело. Коррадино, сын мой, как ты мог? Ты выдал наши секреты. Non omnis moriar.

Слова, которые он произнес мысленно, проговорил вслух ужасный голос посетителя.

— Non omnis moriar.

У Джакомо кровь застыла в жилах. Они побывали в его доме. Ну конечно. Нашли записку.

— Вижу, эти слова имеют для тебя значение. Мы нашли письмо.

Джакомо проклял себя. Сентиментальность побудила его сохранить листок — последние слова Коррадино. Во всяком случае, он так думал. Записка стала ему смертным приговором. Она досталась от человека, который его предал. Если бы Джакомо знал, что тот замыслил, то сам убил бы Коррадино. Какая ирония!

— Ты помог ему. — Снова утверждение.

— Нет!

— Ты знал, что он намерен сделать. Он оставил тебе записку.

— Нет, клянусь! — завопил Джакомо.

— Ты умрешь здесь.

Его покинули. Свеча, призрак и охранник за дверью. Шаги затихли, и Джакомо завыл. Причиной тому была не боль в груди и горле. Его потрясло предательство.

Прошло несколько бессловесных, безымянных часов. Они были наполнены Коррадино. Тот смеялся над ним. Долгие годы Коррадино учился у него, принимал его гостеприимство и любовь — да, любовь, — а сейчас делал для французов лучшее стекло. Воображению Джакомо предстали стеклянные дворцы. Стулья, столы, еда тоже были из стекла. Коррадино сидел за столом, ломившимся от стеклянных яств. Он ел, и изо рта у него текла кровь, а он все время смеялся, беседуя со стеклянным королем. Его необходимо остановить.

Джакомо чувствовал, как приближается смерть. И смерть явилась. Вместе с охранником и свечой.

Дверь открылась, и вошел призрак.

— Ну? Ты готов?

Голос Джакомо звучал слабо, но различимо.

— Если я скажу, вы дадите мне бумагу, чтобы я написал своему сыну Роберто?

Эта сделка с Дьяволом забрала у Джакомо остатки мужества. Ужасная тень наклонила голову в капюшоне.

— Я пришлю писца, если скажешь мне то, что нужно. Я окружу комфортом последние часы твоей жизни. А теперь поспеши. Твоя жизнь уходит.