Я обошёл каменное скопление по дуге, но так и не обнаружил ничего подозрительного. Однако руки со взведённого арбалета не убрал, и приближался с максимальной осторожностью.

– Больно ты пугливый, путник, – пожурил меня голос. – Нужно спешить, пока сюда падальщики не явились или кто похуже.

Наконец-то я смог рассмотреть говорившего, который действительно лежал между валунами. Им оказался худощавый мужчок азиатской внешности в таких же точно обносках, как и погибшие. Загорелый до красноты и весь какой-то потасканный, даже во взгляде его мутных глаз отчётливо сквозила тоска. Голову прикрывала грязная тряпка, повязанная на манер банданы. Про рану он не врал – правая нога у него была зафиксирована самодельной шиной из двух толстых веток и длинной повязки, побуревшей от крови. Неподалёку валялась железная дубина, а у самого крайнего камня обнаружилось ещё одно тело, лежащее ничком.

Режим дополненной реальности снова напомнил о себе, высветив над головой выжившего короткое имя «Судо». Что ж, приятно познакомиться…

– Хвала Окрану, ты из беглых! – радостно выдохнул он, увидав меня. – И накидочка на тебе знакомая… Выходит, никто больше не спасся?

– Чуть дальше по ущелью валяются ещё два трупа, – не стал я отрицать. – Больше никого не видел. Что ты там про беглых говорил?

– Ты же из бывших рабов, – уверенно ответил мужчок. – И говор у тебя странный, явно не из наших земель.

Тут он был совершенно прав, да и моё русское бормотание перед каждой фразой выдавало меня с головой. А вот чёртов ошейник сейчас скрывался под пончо, и заметить его было весьма проблематично. Колодки на ногах с его положения никак не рассмотреть – между нами валялся крупный обломок, прикрывая меня по пояс.

– С чего ты взял, что я – раб?

– У меня высокое Восприятие, чужеземец, – усмехнулся Судо. – Шестнадцать с лишним часов тебе осталось, но не переживай – имперцы здесь появляются редко, а остальным на это наплевать. Даже людоедам, хе-хе…

Мужчина хрипло рассмеялся, но каркающий смех быстро перетёк в судорожный кашель. На узких губах появились мелкие капельки крови, которые он утёр тыльной стороной ладони. Похоже, что одной ногой горе-охотник явно не отделался.

А вот информация о том, что рабский счётчик виден не только мне одному, стал для меня неприятным сюрпризом. Лично я кроме имён на ограниченном радиусе вокруг себя ничегошеньки не видел. Скверно, очень скверно.

– Нас не иначе как сам Окран свёл, – продолжил обрадованный мужичок. – Мы можем помочь друг другу. Тебе нужно где-то отсидеться, а мне – добраться до своих.

– А что будет, когда время истечёт? – задал я давно мучивший меня вопрос.

– Ты и этого не знаешь? – удивился Судо. – Скорее всего за тебя объявят стандартную награду. Но вряд ли постоянную. На тебе остались кандалы? Чем быстрее от них избавишься, тем лучше.

– За-е-бись, – выдал я без помощи переводчика.

– Что? – не понял меня Судо.

– Выражаю лютый восторг.

– Не похоже, – хмыкнул он. – Но ты не отчаивайся. Если смог выжить, то это уже неплохо. Руку где потерял?

– В пустыне.

– Бывает… В нашем захолустье ты ничего путного на замену не найдёшь, но тебе в любом случае тебе прямая дорога на ближайший аванпост. Но лучше сначала избавиться от кандалов.

– Далеко отсюда?

– Не особо. Миль тридцать по прямой. Проводить не смогу, сам понимаешь, но дорогу опишу подробно. Только помоги отсюда выбраться.

– Уговорил, сэмпай, – улыбнулся я. – Только тебе для начала нужен костыль.

– Чудно ты говоришь, странник…

В этот момент тело, лежащее позади него, издало протяжный стон, после чего снова затихло. Странно, ведь имени над ним я не заметил.

– Он что, живой?!

– Это Пика, – вздохнул мой будущий информатор. – Ему досталось куда сильнее меня, но его придётся оставить на милость Окрана. Если он явит свою благосклонность, то его здесь никто не побеспокоит.

– Окран – это ваше местное божество?

– Истинно так, это бог света и милосердия. Увы, он не часто является в наш мир, да и большинство его последователей – чокнутые фанатики, извратившие святое писание. Именно из-за них мы оказались в этой заднице без средств к существованию… Прости, что я мелю языком без умолку, просто так мне чуть легче переносить боль.

– Ты не поверишь, до чего мне нравится слушать всякие истории, – уверил его я, примеряясь к окружающей растительности. – Так что говори, не стесняйся.

Кустарник на роль опоры не годился совершенно, так что пришлось выбирать среди нескольких чахленьких деревьев. Что-то серьёзнее здесь не росло, за исключением высоких кактусов. Выбор я свой остановил на раскидистом сухостое, давно лишившемся листьев и даже коры. Ножом я бы его ковырял до самого вечера, так что пришлось сходить за ржавой саблей. Благодаря своему немаленькому весу та вполне сносно сгодилась в роли топора. И всё равно я умылся потом, пока смог перерубить ствол, толщиной всего-то с мою руку. Затем осталось избавить его от лишних веток, оставив лишь самую крупную развилку.

Костылём эту кривоватую палку можно было назвать лишь с большой натяжкой, но своей работой я как всегда остался очень доволен. Хотя сам никогда подобными аксессуарами не пользовался, но частенько видел их у прочих любителей спортивной езды.

– А что, удобно! – оценил мои труды Судо, привстав на здоровую ногу. – Так мы враз доберёмся до наших. Там и отлежусь… У меня всё быстро зарастает, как на псине. Через три-четыре дня смогу снова бегать. Глядишь, братья и за Пикой успеют до темноты вернуться.

– И далеко нам идти?

– Нет, до нашей обители меньше десяти миль. У нас своя небольшая община в горах. Хотели ферму основать, как раньше, но с урожаем пока всё не ладится. То козы налетят, то засуха, то ещё какая поебень случится… Но зато мы сами по себе, а свобода нынче дорогого стоит. Тебе ли не знать, хе-хе…

– Вы тоже были в рабстве? – уточнил я, пристраиваясь сбоку в качестве подстраховки.

Железный прут к моему облегчению мужичок брать не стал, лишь попросил оттащить беспамятного товарища поглубже в камни. После чего мы двинулись прочь, а рассказчик продолжил:

– Нет, но вполне могли стать невольниками или вовсе помереть. Можно сказать, повезло. Жили мы в Мочалке – это целый регион к югу отсюда. Рельеф в целом схожий, но земля гораздо плодороднее. Там неплохо росла бахча, злаки, а главное – тростник. В том числе, сладкий. Из него-то основную ткань и делали, она получше хлопковой будет, я тебе скажу! Пеньку-то у нас не жалуют, так что спрос на неё был бешенный. Отсюда и название пошло, ведь перед производством тростник в мочало превращают… Жили сыто, как и отцы с дедами, да детям ничего не оставили. Случилась Долгая Война… Мы и раньше-то были пограничным районом, но после восстания Симеона дела в империи пошли на спад, а святоши наоборот – усилились и обнаглели до крайности.