— Я подумывал позвонить кому-нибудь, — сказал он. — Признаюсь, я был там в ту ночь, когда он умер. А потом подумал: какой смысл? Я никого не видел. Ничего не знаю. Все это меня не касается.

— Возможно, это совсем не так, мистер Блэкистон. Я давно хотел встретиться с вами.

— Ну, будем уповать, чтобы вы не оказались разочарованы.

Он вытряхнул старые листья из заварочного чайника, сполоснул его кипятком и засыпал новые. Достал бутылку молока из холодильника, на полках которого почти ничего больше и не было. За садом прогрохотал поезд, извергая клубы пара, и на минуту воздух наполнился запахом горящего угля. Блэкистон не обратил на это внимания. Он залил чайник и поставил на стол. Все трое расселись.

— Итак?

— Вам известно, зачем мы здесь, мистер Блэкистон, — произнес Пюнд. — Почему бы вам не рассказать свою историю. Начните с самого начала. Не упускайте ничего.

Блэкистон кивнул. Разлил чай по чашкам и начал говорить.

Ему было пятьдесят восемь. Он жил в Кардиффе с тех самых пор, как двадцать лет назад уехал из Саксби-на-Эйвоне. Здесь у него оставались родственники: дядя, владевший магазином электрики — неподалеку, на Истерн-роуд. Дядя уже умер, но оставил ему в наследство магазинчик. Доходов от торговли хватало на жизнь, по крайней мере на такую, какую он вел. Он был одинок, тут Фрейзер не ошибся.

— Формально я с Мэри так и не развелся, — сказал Мэтью. — Даже не знаю почему. После того, что случилось с Томом, у нас с ней не было шансов остаться вместе. Но в то же время никто из нас не собирался создавать новую семью, так зачем было разводиться? Ей не нравилось иметь дело с адвокатами и все такое. Полагаю, это дает мне право называться ее вдовцом.

— Вы никогда не виделись с ней после ухода? — спросил Пюнд.

— Мы не теряли связи. Переписывались, я звонил ей время от времени: узнать насчет Роберта и осведомиться, не нужно ли ей чего. Но она от всего отказывалась и ни о чем меня не просила.

Пюнд извлек пачку сигарет «Собрание». Для него нехарактерно было курить во время работы, но в последнее время сыщик был сам не свой, и со времени приступа в лечебнице доктора Редвинг Фрейзер отчаянно за него беспокоился. Пюнд наотрез отказывался обсуждать свое здоровье. А в машине по пути в Кардифф и вовсе почти не разговаривал.

— Давайте вернемся ко времени вашего с Мэри знакомства, — предложил Пюнд. — Расскажите о том, как вы жили в Шеппардс-Фарм.

— Ферма принадлежала отцу, — сказал Блэкистон. — Он унаследовал ее от своего отца, — ферма испокон веков была собственностью нашей семьи. Я потомственный фермер, но никогда не питал истинного расположения к крестьянскому труду. Отец называл меня черной овцой — забавно, ведь именно ими мы и владели: две сотни акров и отара овец. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю отца. Я был единственным его сыном, а дело его продолжать не хотел. В школе я всегда выказывал способности к математике, имел склонность к наукам. У меня была идея поехать в Америку, стать инженером и строить ракеты. Смешно: я двадцать лет проработал механиком и ни разу не выезжал из Уэльса. Но с мальчишками ведь всегда так. Ты лелеешь мечты, но, если тебе не повезет, ничего из них не выходит. Однако я не жалуюсь. Мы с Мэри жили вполне счастливо. Начать с того, что даже Мэри была довольна.

— При каких обстоятельствах вы познакомились с будущей женой? — спросил Пюнд.

— Она жила в Тоубери, милях в пяти от нас. Наши матери вместе ходили в школу. Как-то раз в воскресенье Мэри пожаловала к нам с родителями на обед, вот так мы и встретились. Мэри тогда было двадцать, и она была настоящей красавицей. Я влюбился в нее с первого взгляда, а через год мы поженились.

— Позвольте поинтересоваться: как отнеслись к ней ваши родители?

— Они хорошо ее приняли. Надо сказать, было время, когда все шло просто замечательно. У нас родились два сына: сначала Роберт, потом Том. Они росли на земле, и я как наяву вижу : вот они возвращаются из школы, играют, помогают моему отцу. Думаю, мы были счастливы там как никогда потом. Но долго это не продлилось. Отец был по уши в долгах. А от меня помощи не было. Я нашел работу в аэропорту Уайтчерч, это в полутора часах отсюда, под Бристолем. Это было в конце тридцатых. Я выполнял рутинную работу, обслуживая самолеты Гражданской воздушной гвардии, и видел множество молодых пилотов, прибывающих на обучение. Я знал, что надвигается война, но в таком месте, как Саксби-на-Эйвоне, легко позабыть про это. Мэри выполняла разную работу в деревне и в окрестностях. Наши дороги уже разошлись. Вот почему она обвиняла меня в случившемся. И возможно, была права.

— Расскажите о ваших детях, — попросил Пюнд.

— Я любил этих мальчиков. Поверьте, не проходит и дня, чтобы я не вспоминал о том, что произошло. — Мэтью поперхнулся последними словами, и ему потребовалось какое-то время, чтобы оправиться. — Не знаю, как могло все пойти наперекосяк, мистер Пюнд. Честное слово, не знаю. Я не стану утверждать, что все было идеально, пока мы жили в

Шеппардс-Фарм, но нам было весело. Это были еще те маленькие сорванцы: всегда дрались, ссорились. Но с мальчишками ведь всегда так?

Блэкистон посмотрел на Пюнда, как бы ожидая подтверждения. А когда его не последовало, продолжил:

— Но они умели и ладить. Как лучшие друзья. Роберт был посмирнее. Создавалось впечатление, будто он постоянно обдумывает что-то. Даже совсем маленький он любил долгие одинокие прогулки по долине Бата, и мы не раз переживали из-за него. Том был более энергичным. Он воображал себя изобретателем. Постоянно смешивал какие-нибудь вещества, собирал воедино детали из разных машин. Думаю, он набрался этого от меня, и вынужден признать, я его баловал. Роберт был ближе к матери. Роды были трудные, Мэри едва его не потеряла, а младенцем Роберт чем только не переболел. Деревенский доктор, малый по фамилии Реннард, то и дело бывал у нас в доме. Хотите знать мое мнение, Мэри слишком уж опекала мальчика. Иногда она даже не позволяла мне подходить к нему. С Томом было проще. Мы были близки с ним. Всегда вместе: он и я...

Блэкистон достал десятисигаретную пачку, сорвал целлофан и закурил.

— Наперекосяк все пошло с тех пор, как мы уехали с фермы, — произнес он и сделался вдруг печальным. — Началось все в тот день, когда в нашу жизнь вошел тот человек. Сэр Магнус, черт его побери, Пай! Теперь все очевидно, и я диву даюсь, как я мог быть таким слепым, таким наивным. Но тогда его предложение показалось нам ответом на наши молитвы. Постоянный заработок для Мэри... Крыша над головой, замечательное место, где могли играть мальчики. По крайней мере, так это видела Мэри и так преподнесла мне.

— Вы возражали?

— Старался не спорить с ней. Это всегда настраивало ее против меня. Я сказал, что у меня есть определенные сомнения, только и всего. Мне претила мысль, что она станет экономкой. Я считал, что Мэри достойна большего. И помнится, предупреждал ее, что, оказавшись в усадьбе, мы попадем в ловушку. Сэр Магнус будет как бы нашим господином. Но понимаете, дело в том, что выбора у нас толком не было. Сбережений у нас не имелось. Это было лучшее предложение из тех, на какие мы могли рассчитывать. И поначалу все шло замечательно. Пай-Холл был довольно сносным местом. Я поладил со Стэнли Брентом, который был там смотрителем на пару со своим сыном. Плату за жилье с нас не брали, и в определенном смысле хорошо было жить своей семьей, когда папы и мамы нет постоянно рядом. Но было в Лодж-хаусе нечто, плохо на нас влияющее. Там круглый год было темно, и мы так и не почувствовали себя как дома. Мы стали действовать друг другу на нервы, даже мальчики. У нас с Мэри то и дело происходили стычки. Мне не нравилось, что она так носится с сэром Магнусом только потому, что у него есть титул и много денег. Он был ничем не лучше меня. Ни одной рабочей смены за всю жизнь не отработал. И получил Пай-Холл только по праву наследования. Но Мэри все видела иначе. Считала, что служба здесь делает ее в каком-то смысле особенной. Жена одного не могла понять: когда ты чистишь унитаз, то чистишь унитаз, и нет никакой разницы, сидела на нем аристократическая задница или обычная. Я ей сразу об этом сказал, и она разозлилась. Она-то видела себя не экономкой и не уборщицей, а хозяйкой усадьбы. У Магнуса есть собственный сын, Фредди, но мальчишка тогда был совсем маленький и довольно необщительный. Настоящей любви между ними не было. Поэтому его светлость, вместо того чтобы интересоваться своим ребенком, заинтересовался моими. Он разрешал им играть на своей земле и баловал мелкими подарками: три пенса там, шесть пенсов здесь. И подбивал устраивать обидные розыгрыши над Невиллом Брентом. Родители его к тому времени умерли, погибли в автомобильной аварии, и Невилл стал работать в усадьбе. Если хотите знать мое мнение, было в нем что-то странное. Не думаю, что у него все в порядке с головой. Но это не мешало мальчикам следить за ним, дразнить, кидаться снежками, ну и тому подобное. Это было жестоко, и я не хотел, чтобы они так поступали.