Когда Ямамото согласился с их просьбой — позволить приехать и ознакомиться с Объединенным флотом, — Моримура объявил, что они хотели бы захватить с собой нескольких гейш: прилично ли это? Конечно, ответил Ямамото. Друзья решили подняться на борт с целой стайкой гейш — только чтобы посмотреть на реакцию Ямамото.

Вся группа состояла из четырех-пяти мужчин и десятка гейш из Симбаси. Приехав на базу в Йокосуку в назначенный день, они с удивлением столкнулись с самим Ямамото. Приехал ли он на базу по делам или тем же поездом из Токио, где находился на отдыхе, — так или иначе, он приветствовал их с видимым удовольствием и провел через ворота, ведущие к причалу Хемми. С этого момента они очутились в другом мире — здесь царят флот и флотская дисциплина.

Заметив, что во главе женского общества не кто иной, как главнокомандующий, часовой в своей будке хрипло проревел команду «Внимание!», а молодой младший лейтенант, отвечавший за катер главкома, застыл в приветствии. Группа уселась в катере согласно предписанному этикету, и катер ринулся прочь от причала, оставляя за собой буруны.

В каюте Ямамото пол устлан черным шерстяным ковром, окаймленным желтой полосой с двумя эмблемами в виде цветущей вишни (указание на ранг); женщины, привыкшие к неформальному обращению с Ямамото, постепенно затихли, чувствуя себя подавленными — такой непривычный интерьер… Однако сам Ямамото такой, как всегда; конечно, не ведет себя свободно, как на вечеринках, но и не проявляет никакого стремления держаться на удалении от гейш и ни малейших признаков смущения, раскованно беседует и явно рад гостям — до такой степени, что они стали подумывать, в первый ли раз у него такой прием.

Вскоре после прибытия на борт «Нагато» все уселись за обеденный стол; к гостям присоединились и офицеры, не сошедшие на берег. Меню обеда для командного состава обычно начиналось с супа, затем рыба и закуска с салатом, а далее фрукты и кофе; если присутствовали гости, добавлялись и другие блюда. Вот обед готов, — ординарец окликает руководителя, расположившегося на корме флотского оркестра:

— Иду за главнокомандующим, — и мчится к его личной каюте.

В дверях каюты появляется Ямамото — дирижер взмахивает палочкой, и на всем пути адмирала к кают-компании его сопровождают звуки марша.

Моримура, Огума и гейши обедают на борту «Нагато» вместе с Ямамото под аккомпанемент корабельного оркестра. Как вспоминает Огума, угощение «весьма неплохое».

И вообще зрелище примечательное: чуть ли не дюжина гейш, все в удрученном состоянии, усердно работают ножами и вилками по обеим сторонам от Ямамото, а он с помпой восседает за столом в своей кают-компании.

Чийоко, ее на этот раз не пригласили, немедленно решила, что не позволит себя обойти. Прежде всего попросила Фурукаву Тосико как-нибудь съездить и осмотреть «Нагато», а затем связалась с сестрой Тосико и десятком гейш, и спустя несколько дней все прибыли на базу в Йокосуку. Спустя короткое время на корабле опять приветствовали две группы самых привлекательных гостей из квартала Симбаси. История росла как снежный ком, пошли слухи: Ямамото привозит на борт флагмана Объединенного флота кучки гейш, все вместе пьянствуют и распевают песни. Но в реальности все происходило значительно тише.

Сама Чийоко хотя бы раз навещала Ямамото, когда «Нагато» заходил в порт Йокосука. Привозила с собой белье, носки и даже подарки для его помощников и их жен и обычно приступала к наведению порядка в платяном шкафу, на постели и вообще в каюте. Однажды даже отчитала его, — это когда он задумал отдать жене одного офицера лосося с Хоккайдо и, отправившись в туалет, вытащил оттуда объемистый сверток, где среди форменной одежды хранился соленый лосось.

Тренировки на флоте завершились в декабре. Потом отслужили молебен в море в память тех, кто погиб во время учений, и затем флот возвратился в порт, а команды кораблей рассеялись на берегу. Конец года всегда отмечался повышениями по службе. Этот год, 1939-й, также пережил и большие перестановки в командовании Объединенным флотом.

Штабные офицеры еще с тех времен, когда главнокомандующим был Йосида, — такие моряки, как начальник штаба контр-адмирал Такахаси Ибо и старший штабной офицер капитан 1-го ранга Коно, — ушли в отставку, а их место заняли новые лица, включая начальника штаба Фукудоме Сигеру, старшего штабного офицера Куросиму Камето, офицера штаба торпедоносцев Ариму Такайясу и администратора штаба Ватанабе Ясудзи.

Один из них, начальник штаба Фукудоме, в апреле 1941 года, то есть за восемь месяцев до начала войны, стал начальником 1-го отдела морского генерального штаба; его заменил контр-адмирал Ито Сейичи, остававшийся на этом посту четыре месяца; затем в августе этот пост занял контр-адмирал Угаки Матоме. А потом, как раз перед началом войны, капитан 1-го ранга Мива Йоситаке и капитан 3-го ранга Фудзии Сигеру присоединились к командованию как воздушный «А»-офицер штаба и офицер связи соответственно. Но кроме трех-четырех таких перемен, Ямамото пришлось сохранять основной состав до самого начала войны.

Термин «команда Ямамото», конечно, не означает, что он имел власть самолично делать назначения; эта прерогатива оставалась за отделом кадров морского министерства. Должность офицера штаба по политическим делам (известная также как штабной офицер связи) впервые появилась при Ямамото.

Первый день Нового, 1940 года Ямамото и его новый коллектив встретили в открытом море. По этому поводу адмирал сложил такие стихи:

Вероятно, оттого, что сейчас он оказался в ином окружении, чем во времена, когда был заместителем министра, Ямамото постепенно стал писать все больше стихов, — за этот период, вплоть до своей смерти, он сочинил их довольно много. Во время войны и особенно после гибели Ямамото эти короткие, в тридцать один слог стихи рассматривались как необходимый элемент просвещения нации, а некоторые даже положены на музыку. Короче, подход к ним был как к произведениям настоящего поэта, а потому представляется нелишним сказать об этих стихах несколько слов.

Чтобы сделать заключение, прежде всего отметим, что писал он их куда более случайно — и гораздо более скованным языком, — чем считалось в обществе. Йонаи, а кому это знать, как не ему, утверждал, что вкус Ямамото в сочинении стихов определялся его стремлением «кого-то перещеголять, — для него это имело характер состязания». Он устраивал для самого себя соревнования на скорость писания, и результат в поэтическом смысле, даже при исключительном желании, едва ли можно назвать выдающимся.

Много позже контр-адмиралу Одзаве Джисабуро пришлось рискнуть и высказать свое мнение Ямамото в лицо:

— Кажется, вы обожаете писать шутливо-классические стихи и раздавать их подчиненным, отправляющимся на фронт; но я о них (стихах. — X. А.) невысокого мнения. В ваших краях полным-полно первоклассных поэтов, Рьокан например, — так почему бы вам не поучиться немного и не писать что-нибудь поприличнее?