Штабные офицеры, да и сам главком, как и их матросы, после нескольких недель в море тосковали по береговым огням. Когда бы их корабли ни швартовались в порту Йокосука, они разъезжались по своим домам в соседние Токио, Камакуру, Зуши или Хайяма. Когда флот заходил в какой-нибудь другой порт, к некоторым жены приезжали и туда. Гостиницы в Куре и Сасебо, официально отведенные для отдыха экипажей, перестраивали свои комнаты, чтобы создать атмосферу маленькой семьи или медового месяца.

Когда «Нагато» входил в гавань, Ямамото почти всегда сходил на берег и останавливался в гостинице. Если флот пребывал в гавань Йокосука и он уезжал в Токио, то обычно останавливался прежде всего в Морском клубе. После этого (в какой-то мере предположительно) — проводил больше времени в тайных встречах с Чийоко, чем в собственном доме.

В то время в квартале Симбаси работала гейша по имени Коуме, любовница известного бизнесмена; она имела дом в Камийачо — там же, где Морской клуб. Как-то ей по личным причинам понадобилось выехать из этого дома, и она подсказала Умерью (Чийоко) — вот идеальное место для ее встреч с Ямамото. Чийоко осмотрела дом, и он ей понравился; примерно через год после назначения Ямамото на пост главнокомандующего она обустроила свой собственный дом в Камийачо, продолжая владеть своей Уменодзимой. Хозяйкой дома оставалась Коуме, а Умерью просто арендовала его, но с тех пор он стал местом ее свиданий с Ямамото, когда бы он ни приезжал в Токио.

Когда Ямамото пришел на Объединенный флот, в прямом подчинении у него оказался бывший ведущий работник аппарата морского министра Тайюи, с тех пор поднявшийся до ранга контр-адмирала, — ныне он командовал 6-й эскадрой крейсеров с флагманами «Како» и «Фурутака». Как он сам вспоминал впоследствии, в период 1938–1940 годов на Объединенном флоте царила крайне напряженная атмосфера. Учения, например, проводились не как обычные, в мирное время, а настолько интенсивно, как будто уже шла настоящая война. Одно из проявлений этого — новый тип учений, принятый для вхождения в гавань. Дело в том, что войти в гавань или покинуть ее — чрезвычайно трудная и опасная для флота операция; соверши какой-нибудь из кораблей его императорского величества ошибку — она приведет к повреждениям, а виновный офицер обязан совершить ритуальное самоубийство. Так, в обычное время принято использовать различительные цвета и поддерживать связь по радио между судами. Но сейчас, однако, всем кораблям приказано потушить огни и следовать в молчании за флагманом, — ведь в военное время невозможно использовать ни цветовые сигналы, ни даже слабые радиосигналы. Самая большая нервотрепка возникала при отплытии из гавани. Кораблям водоизмещением тысячи и десятки тысяч тонн нужно время, чтобы набрать скорость, — действовать в темноте чрезвычайно трудно; пусть передний корабль становится невидимым — все равно необходимо держать определенную дистанцию, иначе, если что-то случится, корабль не отреагирует немедленно.

Сам Тайюи и основная масса моряков, не говоря уже об остальной части общества вопреки самим себе, находились под большим впечатлением от степени готовности, которой достиг японский флот непосредственно перед началом войны на Тихом океане. «Все равно, — свидетельствует Тайюи, — ни один морской офицер не желал войны ни в каком смысле».

По приказу командования на «Акаги» — авианосце, на котором служил капитан 2-го ранга Фучида Мицуо, — велась весьма напряженная подготовка. Она, например, включала тренировку в приземлении на палубу в экстремальных условиях, во взлетах и посадке ночью; участвовали все летчики независимо от способностей и технического уровня. Вначале это вызвало серьезное недовольство среди тех, кого касалось.

Командир «Акаги» — Кусака Рюносуке, а командир 1-й авианосной эскадры, в состав которой входил «Акаги», — Озава Джисабуро. Фучида Мицуо, значительно моложе их, выпускник пятьдесят второго года Морской академии, — как раз на вершине своих способностей и энергии.

В то время он занимался проблемами повышения точности ночных бомбардировок. Тогда не было, конечно, ни ракет, ни радаров; на тренировках в ночном бомбометании «обороняющаяся сторона» искала самолеты «атакующей стороны» с помощью прожекторов, а потом нацеливала зенитные пушки и стреляла. К сожалению, свет прожекторов являлся причиной частой гибели самолетов, поскольку слепил летчиков. Поэтому решили отказаться от их применения на этой стадии. Но Фучида возражал.

— Это подготовка к войне! — заявлял он. — Включите прожектора — я лечу сам!

Надев солнцезащитные очки, он отрабатывал полеты сквозь ослепляющий свет, — благодаря этому он и его товарищи пилоты привыкли к прожекторам.

В октябре 1939 года, через месяц после назначения Ямамото главнокомандующим, решили провести учения (известные под названием «операция 123») в заливе Хьюга. Боевым кораблям предстояло покинуть залив Ариаке и следовать на север от восточного побережья Кюсю к Саеки. Авиации — отыскать их и атаковать во время ночного похода.

Двадцать семь торпедоносцев, возглавляемые капитаном второго ранга Фучидой, держались близко к хвосту флагмана «Нагато», на котором находился Ямамото. В темноте, несмотря на прожектора кораблей и заградительный огонь зенитной артиллерии, открытый кораблем в отчаянной попытке уйти от преследования, самолеты попали в него всеми учебными торпедами, какие выстрелили.

Ямамото, наблюдавший за боем с капитанского мостика «Нагато», запросил у начальника штаба авиации имя офицера, ответственного за операцию, и после окончания учений направил послание командиру 1-й эскадры авианосцев: «„Операция 123“ была великолепна».

В тот раз Ямамото впервые узнал о существовании Фучиды, а Фучида, со своей стороны, может быть потому, что похвала льстила его самолюбию, начал пересматривать свою прежде презрительную оценку главнокомандующего. Все же сомнительно, можно ли такого необузданного по темпераменту пилота, как Фучида, отнести к разряду морских офицеров «с чувством», о котором говорил Тайюи; да и вооруженные силы не украшало бы, если бы в случае войны молодые люди все вдруг впали в уныние и потеряли всякое желание сражаться. И все равно еще об одном Ямамото часто предупреждал своих офицеров:

— О мужчине судят по тому, как он подходит к женщине. Взять хотя бы вас, например: флот в порту, вы расслабляетесь, — что ж, у вас, похоже, есть только два метода в этом деле. Первый — вы напрямую спрашиваете: «Ну как насчет отдохнуть в постели?» Любая женщина, даже самая жалкая проститутка, задай ей такой вопрос, начнет изображать отказ. Ну и что вы станете делать? Оскорблять ее, хамить или немедленно отстанете и отправитесь повторять то же самое с другой женщиной. Это все, на что вы способны. Но взгляните на западных мужчин — они совершенно иные. Понравилась женщина — пригласит ее выпить где-нибудь, поужинать или потанцевать. И таким образом постепенно преодолевает ее оборону, пока в конце концов не получит что хочет, притом с шиком. Если речь о достижении конкретной цели, это куда более мудрое поведение. В любом случае именно с такими людьми вам придется иметь дело, если начнется война, так что стоит призадуматься.

Примерно в этот период Ямамото принимал на борту «Нагато» в порту Йокосука друзей, с которыми когда-то вместе учился в Гарварде, в классе «Инглиш И». Среди них — выпускники университета Кейо Огума Синичиро и Моримура Исаму, ведущие фигуры в мире бизнеса, а двадцать лет назад закадычные друзья Ямамото в период с 1919-го по 1921 год (когда сам он — капитан 2-го, а потом 1-го ранга); но и после возвращения в Японию он не прерывал связи с друзьями тех дней. С ними и с другими выдающимися представителями делового и научного мира (познакомили его с ними друзья) он поддерживал дружеские, неформальные отношения, позволяя себе в меру шумное веселье и развлечения. И надо сказать, они восприняли этот визит совсем не так, как, например, земляки из Нагаоки, — те преисполнились гордостью, когда им позволили осмотреть «Нагато». Друзья собирались как следует подшутить над Ямамото, несмотря на все величие его поста.