— Он молится Миликки, и его молитвы искренни, — сообщил один из сторожей. — Его волшебный дар не вызывает ни малейшего сомнения, а большинство магических действий не способен воспроизвести ни один из служителей дворфского бога.

— Бессмыслица, — высказался Тарафиэль.

— Пайкел Валуноплечий и есть ходячая бессмыслица, — заверил другой охранник, — но все наши наблюдения указывают на то, что так оно и есть. Он — жрец древесного царства, «дуррид», как он сам называет себя.

— Насколько сильно его волшебство? — спросил Тарафиэль, всегда почитавший друидов.

Охранники переглянулись. Судя по выражениям их лиц, именно такого вопроса они и опасались.

— Сложно судить, — начал первый. — Волшебство Пайкела… непостоянно.

Тарафиэль с любопытством посмотрел на говорившего.

— Похоже, он пользуется волшебством по мере надобности, — попытался объяснить другой — Он использует низшие проявления древесной магии, хотя порой кажется, что ему ведомы довольно мощные заклинания, из тех, что можно ожидать от высших друидов, которые заменяют верховных жрецов…

— Кажется, богиня к нему благосклонна, — вмешался первый эльф. — Словно Миликки или одна из ее нимф взяли дворфа под свое покровительство.

Тарафиэль замер, обдумывая сведения, затем напомнил:

— Вы так и не ответили на мой вопрос.

— Безусловно, он не опаснее своего брата, — откликнулся первый сторож. — Конечно же, он не опасен ни для нас, ни для Лунного Леса.

— Ты уверен?

— Да, мы уверены, — ответил второй сторож.

— Пожалуй, с дворфами пора поговорить тебе, — вмешалась Инновиндиль.

Тарафиэль долго обдумывал сказанное.

— Как думаешь, выдержит ли его Заря?

— Ты хочешь спросить, довезет ли она его до Рощи Монтолио?

Тарафиэль кивнул:

— Посмотрим, какое действие на нашего «дуррида» окажет Миликки.

Ныне жизненный путь предстает предо мною подобно трем дорогами, что сменяли друг друга. Первой дорогой был простой путь младшего принца Дома До'Урден, продолжением которого стало дальнейшее обучение, сперва — обучение у отца, Закнафейна, а после — в Мили-Магтир, школе воинов-дроу. Именно отец подготовил меня к грядущим опасностям; именно ему обязан я владением основными приемами боевого искусства темных эльфов, благодаря которому способен творить поединок, точно произведение искусства. Школа Закнафейна включала в себя не только обучение быстро отвечать исполненными совершенной гармонии движениями мышц на выпады противника и на мысленные импульсы, но, прежде всего, — обучение тому, как отвечать порывам вдохновения.

Именно талант импровизатора, а не механичное повторение движений, и отличает воина от мастера, что владеет оружием.

Потом был путь изгнанника, покидающего Мензоберранзан диким путем Подземья, через горные перевалы, что привели меня к Монтолио, а оттуда — к Долине Ледяного Ветра, к новым друзьям, что сопровождают меня и поныне. То был путь, тесно переплетенный со вторым. И пути те связаны нераздельно.

Ибо второй путь — путь сердца, путь роста, обретенный мною через осмысление и почтение не только к собственным желаниям стать иным, но и к потребностям других, к осмыслению того, что их собственное мировоззрение может отличаться от моего. Второму пути положила начало внутренняя растерянность, когда передо мной предстал во всей своей неприглядной и бессмысленной очевидности мир Мензоберранзана. И здесь я обязан Закнафейну первыми шагами, ибо он убедил меня: истинно то, что я знал в сердце своем (но принятию чего, возможно, противился мой рассудок). И более, чем прочим знакомым, обязан я Кэтти-бри тем, что и далее шел избранным путем. С самого начала она решила судить меня не по моему прошлому, но по движениям сердца и поступкам, и настолько благотворным оказалось пережитое мною отношение, что оставалось лишь одобрить подобное мировоззрение и поступать так же. Тем самым во мне зародилось почтение ко многочисленным народам, к иным культурам и иным мировоззрениям. Новизна обучала меня, и, приступив к познанию с открытым сердцем, я стал лучше.

Теперь же, после полных приключений лет, я пришел к заключению, что существует и третий путь. Долгое время я полагал, что он — лишь продолжение второго, однако теперь вижу, что путь сей не зависит от прочих. Возможно, меж них есть некая разница, но, право же, он не существенна.

Мой третий путь, как и у всякого разумного существа, начался со дня моего рождения. Многие годы я не осознавал его полностью, ибо его скрывали от меня обычаи Мензоберранзана и врожденная убежденность, что прежде, чем отправиться третьим путем, следует пройти первые два.

И третий путь открылся мне на родине Монтолио де Бруши, в его Роще, там, где я повстречался с Миликки и познал свое сердце и душу. То был первый шаг на духовном пути, содержавшем в себе загадок больше, нежели событий, вопросов — больше, нежели ответов, веры и надежды — больше, нежели размышлений. То был путь, открывшийся передо мной лишь тогда, когда мною было пройдено то, что предначертали первые две дороги, то был путь, гораздо более краткий, но и гораздо более сложный, чем двое предыдущих — по крайней мере, в своем начале. И если в самом начале каждый из трех путей разделяется на развилки и перекрестки, и если жизненный путь зачастую определяют наши потребности, путь сердца — наши желания, то что определяет духовный путь?..

Духовный путь — не из легких, и я полагаю, что он никогда не станет легким для большинства.

Что до меня, то я уверен, что встал на истинный путь — но не оттого, что мне известны верные ответы. Я считаю свой путь истинным оттого, что способен задавать верные вопросы: «как?», «отчего?», «где?»

Как я избрал этот путь? Как вообще избирают подобные пути? Было ли то следствием череды событий, а может быть, промыслом Создателя или Создателей, возможно, между этими причинами нет различий?

Так отчего же я выбрал этот путь? Была ли к тому причина, или же все — следствие полнейшего совпадения, игры случая?

Возможно, основополагающим вопросом для меня, как и для всякого разумного существа, станет то, куда приведет меня странствие, когда настанет час расставания со смертной оболочкой?

Сей путь, последний из трех, я полагаю крайне личным. Есть вопросы, на которые не в состоянии ответить никто, кроме меня. Большинство моих знакомых находят «ответы» в чужих поучениях. Слова умудренных годами, речи ученых, что в состоянии дать удобные истины, предоставить ответы на воистину сложные вопросы. Нет, говорят они, нас ожидает не конец, но перерыв, ожидание, за которым последует возобновление привычного нам земного существования.

Возможно, я предвзято сужу о последователях большинства вероучений. Возможно, многие в глубине души задавали себе сходные вопросы и находили для себя ответы, после чего встречали единомышленников, с коими могли поделиться собственными успокоительными откровениями. Если дела обстояли действительно так, если только речь не идет о простом повторении с чужих слов, то я искренне восхищен и завидую тем, кто продвинулся по своему духовному пути гораздо дальше, чем я.