— Я подумаю.

— Ты подумаешь о том, как ты это сделаешь, мальчик. Потому что мне это действительно очень нужно…

* * *

Натан Аркадьевич оторвался от экрана, и потянулся к открытой пачке «Парламента». Закурил. Где-то под потолком заскулила вытяжка.

— Хорошо она его ломает, — нарушил тишину Семён Игоревич. — Немножко в лоб, но тут так и надо…

— Тоже мне, — буркнул Вениамин Борисович, продолжая смотреть на экран. — Психология на троечку. Парень, кстати, неплохо держится. Просто у него партия такая, заранее проигрышная. Тут уж держись, не держись, а всё одно к одному ложится.

— В том-то вся и наука, — Семён Игоревич, прищурившись, посмотрел на собеседника. — Поставить человека в заранее проигрышное положение.

— Вот как у них сейчас, ага, — заметил Натан, выпуская в воздух новую струйку дыма. Вытяжка опять загудела, перемалывая воздух.

— Мы всё-таки играем за них, — обиженно заметил Вениамин Борисович. — Пусть даже они так не думают. Кстати, эта дырка в фильтрах очень остроумно сделана. Я бы ни за что не догадался.

— А не надо догадываться. Доверяй, но проверяй, — Семён Игоревич хихикнул. — Да, забавная девчонка эта, как её… Виктория Бунак. Очень объёмное мышление, но не в ущерб логике. И своеобразный такой склад психики.

— Н-да, хороша кралечка. Пошлифовать — алмазно будет, — откликнулся Аркадьевич, затягиваясь.

— Ну как сказать… Я бы всё-таки не переоценивал… Кстати, что у неё?

— Ходячая. Плохо слышит. Левый глаз… носит сложные очки. Аллергия на всё что можно и нельзя, на коже какая-то гадость, типа экземы. Лысенькая. С костями у неё плохо, носит железный корсет. И кое-что ещё, и кое-что другое. Как у всех наших девочек.

— Понятно. Невидимые миру слёзы. Корсет — очень миленько. Чего она там от него хочет?

— Чтобы он влез на наш медицинский сервер и изменил там кое-какие вещи. Это тянет на исключение.

— Чьё?

— Его, конечно. Она только откроет ему доступ. Что является серьёзным нарушением наших правил, но всё-таки за это мы не выгоняем. А вот он…

— И она его вот так подставляет? А он что?

— Страдает и подчиняется.

— Вот стерва.

— А кем она ещё может быть, при таком-то психотипе?

— Ну так что, выгоняем парня?

— А то как же. Натан Аркадьевич, вы документ подготовили об отчислении? Владим Щенцов, четырнадцать лет, личный идентификационный номер один-один-девять… как там дальше?

— В компьютере всё, батенька. Всё в компьютере, как на ладошечке. Ешь его с кашей, да и всё тут.

— Ну так уж и с кашей…

— Я говорю о формальной стороне вопроса…

— Как говорили некогда в славном городе Одессе, я с вас удивляюсь. Да нешто мы здесь формалисты какие?

* * *

— Ника, я не могу…

— Я много раз демонстрировала тебе, что я умнее тебя. Ты научился мне доверять. Доверься мне и на этот раз. Я требую.

— Ты умнее меня, Ника. Но не умнее наших врачей. Ты понимаешь, что изменение состава лекарств может тебя убить?

— Да, я понимаю. И хочу, чтобы состав был изменён.

— Ника. Мы все тут больны. Неизлечимо. Ты же не надеешься?

— На что? Стать здоровой? Нет, разумеется. Но кое-что поправить можно. Владик, я изучила всю основную литературу, касающуюся моих болезней. Я также изучила те средства, которыми меня пичкают местные лекаришки. И кое-что нашла. Это мелочь, но она для меня важна. Та смесь лекарств, которая мне назначена, имеет ряд побочных эффектов. В частности, выпадение волос. В детстве, когда я была здоровой, у меня были золотистые волосы, очень красивые. Мама делала мне косичку, а я любила хвостики. Я хочу назад свои волосы.

— Любое изменение лекарственной смеси ведёт к непредсказуемым эффектам.

— Отговорка глупцов. Для тебя, может быть, эти эффекты непредсказуемы. Для меня нет.

— Ты обращалась с этим в медблок?

— Разумеется, нет, кретин. Тогда я должна была бы признаться, что залезла на их сервер. К тому же они меня не послушают.

— Почему?

— Они считают нас детьми. Талантливыми, да, но детьми.

— Ника, если у тебя получится, то что?

— Ты хочешь сказать, что они это увидят? Да, конечно. У меня начнут расти волосы, это будет заметно. Но победителей не судят. Я обнаружила их профессиональную ошибку. Насколько я знаю, это может вызывать скандал. Они не захотят скандала, и оставят мне мои волосы. И не исключат.

— Почему ты хочешь, чтобы это сделал я?

— Потому что, скорее всего, тебя засекут. Изменение содержимого медицинской базы — это почти преступление. Того, кто это сделал, исключат из школы. Я не хочу быть исключённой. У меня есть будущее. Например, в психологии. Я не хочу потерять своё будущее, Владим.

— Ты жертвуешь мной?

— Да. Правда, есть маленький шанс, что всё пройдёт гладко, но я бы на твоём месте на это не рассчитывала.

— Твои волосы тебе дороже, чем я?

— Конечно. Мои волосы — это часть меня. Ты — нет.

— Почему ты думаешь, что я сделаю это?

— Потому что ты этого хочешь. Пожертвовать собой ради меня. Я знаю, что это так. Я сама воспитала в тебе это желание.

— Если меня выгонят, я не закончу образование. И надежды на работу у меня не будет.

— Да. Тебе придётся существовать на социальное пособие. Если за три года, которые мне остались до окончания школы, ты не потеряешь формы, я, возможно, возьму тебя на работу к себе. Ты осведомлён о моих планах. Не обольщайся: маловероятно, что ты не опустишься за это время. Ты не самый лучший.

— Возможно.

— Я хочу, чтобы ты всё знал. Я не люблю тебя. Да, я никогда не говорила тебе этого вот так, открыто и честно. Но ты ведь всегда это чувствовал, не правда ли? И ты был согласен на меньшее. Тебя устраивало, что я позволяю тебе себя любить. Какое-то время ты был даже счастлив. Пришло время расплачиваться за своё счастье, мальчишка.

— Мне нравится, когда ты называешь меня мальчишкой.

— Конечно. Тебе нравится быть мягким, податливым, доминируемым. Тонко чувствующим. Слабым, короче говоря. Всё, у меня больше нет времени. Да или нет?

— Давай коды базы.

— Ты меня разочаровал. Я надеялась, что ты всё-таки откажешь мне. Найдёшь в себе силы послать меня подальше. Но это значило бы отказаться от меня самому, а не быть отвергнутым, не так ли?

— Нет. Я делаю это, потому что я люблю Тебя.

— Вздор. Ты ничего не понимаешь в психологии, Владик. Такой человек, как ты, ни за что не откажется от любимого им типа страдания. Тебе нравится любить, быть отвергнутым, и хранить верность. И думать, что отвергнувший всё-таки любит тебя. Или хотя бы начнёт уважать за его муки. Обычный набор глупостей, знаю его наизусть. Открой окно доступа к общей базе интерната.