Чувствуя, что совесть все-таки поднимает голову, Вера Ивановна заставила себя вслушиваться в показания судебного медика, хоть и не надеялась в них за что-то зацепиться.

Медик долго рассказывал, как определили, что убийства были совершены одним человеком с определенными характеристиками: высоким ростом, крупными кистями рук и большой физической силой.

Однако Валентина Васильевича заинтересовало другое.

– А где вы нашли фляжку с гравировкой?

– Как где? Возле трупа Фесенко. Но про нее вам больше сообщит эксперт-криминалист.

– Я так понял, что вы в тот раз выезжали на место?

– Да, выезжал, поэтому мне и расписали это вскрытие.

– Так расскажите, пожалуйста, где вы обнаружили эту фляжку?

Эксперт развел руками:

– Этот вопрос немного не в моей компетенции.

– Давайте пока забудем про ваши регалии, – мягко заметил Валентин Васильевич, – а представим так, будто вы случайно оказались в роли наблюдателя. Фляжка не является орудием преступления, верно?

– Безусловно.

– Так были ли у вас какие-то основания считать, что она была потеряна в момент совершения преступления, ни раньше, ни позже?

Эксперт недоуменно посмотрел на судью:

– Я не совсем понимаю…

– Ответьте, пожалуйста, на вопрос, – сухо сказала Ирина Андреевна.

– И все-таки мне неясно…

– Да господи, что тут неясного, – вспылил дед, – тело бедного парня пролежало в лесу больше двух месяцев. Мимо ходили люди, собирали ягоды, грибы… Откуда взялась уверенность, что фляжку потерял именно преступник, а не случайный прохожий?

– Не совсем понимаю ваш вопрос.

– Согласитесь, что на природе так не бывает, чтобы вы через два месяца нашли вещь в таком же состоянии, как оставили. В зависимости от микробиоценоза фляжка должна была обнаружиться вросшей в землю, оплетенной травой, засыпанной листвой или хвоей, или лось на нее нагадил, я не знаю… Ну хоть что-то, что вы подумали: ага, она тут не меньше двух месяцев лежит. Лично мне, чтобы убедиться в том, что фляжку потерял именно убийца, нужно знать, что она обнаружилась непосредственно под телом несчастного мальчика. Так было?

Эксперт нахмурился, припоминая.

– Нет, точно не под телом. Вы знаете, там такое место, что судить довольно трудно. Воронка от снаряда, а рядом бурелом, и песчаная почва практически без растительности. Когда та фляга под ствол закатилась, три месяца или три дня… Мы работаем преимущественно в городских условиях и с подобными вещами сталкиваемся реже, чем областные коллеги, поэтому как-то даже в голову не пришло принять во внимание особенности природы.

– Ну хотя бы попробуйте вспомнить, как лежала фляга, когда вы ее нашли.

– Так следователь сам ее нашел и достал из-под поваленного дерева с помощью прутика.

– И не зафиксировал на месте обнаружения?

Эксперт начал раздражаться:

– А как бы он это сделал? Вы сами пробовали разглядеть что-нибудь в узком зазоре между поваленным деревом и почвой, тем более это что-то сфотографировать? Счастье еще, что следователь вообще догадался там пошарить!

– Да уж, действительно, счастье так счастье, – буркнул Валентин Васильевич, а судья недовольно постучала карандашом по столу.

Эксперта отпустили, и пришел черед Веры Ивановны заявлять ходатайства.

Она встала, отчаянно труся. Так неловко было привлекать к себе внимание всего зала, и особенно этих двух красавиц – судьи и гособвинителя. Вере Ивановне и так казалось, что они втихомолку потешаются над ней, высмеивают ее вид и глупость, а если она осмелится спорить с ними, то они высмеют и унизят ее уже публично.

Вера Ивановна откашлялась. Во взгляде гособвинителя ей почудилось презрение, мол, куда ты лезешь со свиным рылом в калашный ряд, и она чуть не села на место, но собралась с духом и озвучила свои ходатайства о запросе в ГАИ и вызове эксперта-офтальмолога.

К ее удивлению, судья немедленно их удовлетворила. Расхрабрившись, Вера Ивановна заявила еще одно ходатайство – о вызове в суд в качестве свидетеля парня, подвергшегося нападению одноглазого мужчины.

Ирина Андреевна пожала плечами:

– Не вижу в этом смысла. Парень несовершеннолетний, а их привлекать к даче показаний следует только в случае крайней необходимости, которой тут явно нет. Он не смог опознать нашего подсудимого, так что информация от него представляет всего лишь оперативный интерес.

Вера Ивановна опустилась на место, и заседание закончилось.

Еремеева увезли в Кресты, а она отправилась домой, понурив голову.

Вдруг услышала, как выкрикивают ее имя, и обернулась. Оскальзываясь на тротуаре и для равновесия размахивая своим допотопным портфелем, к ней стремительными скачками приближался Валентин Васильевич.

– Разрешите вас проводить? – вопил он на всю улицу, и Вера Ивановна засмеялась.

– Разрешу, только сначала мне надо позвонить.

В кошельке нашлась двухкопеечная монета, а листок с номером телефона будто сам прыгнул в руки из недр сумки. Впрочем, она и так помнила его наизусть.

Оставив своего кавалера под дверью телефонной будки, она бросила двушку в прорезь автомата и закрутила диск.

– Алло, это Саня? Я звоню от Лехи-борщевоза. Он сказал, что вы поможете мне в одном деликатном деле.

Ирина вздохнула. Сухофрукт не курил у нее в кабинете, но после него в атмосфере оставался запах никотина, конкурируя с мощным шлейфом от одеколона Лестовского, Ирина уж и не знала, что хуже. Хорошо хоть оба носили чистые носки, а то был у нее один заседатель, после которого в кабинете становилось просто физически нечем дышать.

А тут благородный аромат табака и парфюма. Если бы еще Владлен Трофимович научился после себя чашку мыть, так цены бы ему не было.

Ирина распахнула форточку и понесла грязную посуду в туалет. Когда вернулась, Лестовский маялся возле кабинета и, кажется, был недоволен, что она заперла дверь.

Когда она открыла, Владлен Трофимович вошел вслед за ней.

– Вы все еще упорствуете? – спросил он кокетливо.

– Что, простите?

– Все еще возражаете против того, чтобы я вас подвозил?

– Да, Владлен Трофимович. И так будет до конца процесса, поэтому не трудитесь переспрашивать.

– Как жаль… И кофе со мною не выпьете?

– Нет, не выпью.

– Жаль, жаль…

Вздохнув, как плохой актер, изображающий отчаяние, он опустился за ее стол и сложил перед собою руки корзиночкой.

– Кажется, я вас просила не садиться на мое рабочее место.

– Ирина Андреевна, дорогая вы моя! – Владлен Трофимович по-пасторски покачал головой. – Вы уж позвольте мне по душам с вами побеседовать на правах старшего товарища…