— Зато мы с его отцом пересекаемся по вопросам школы, да и как родитель он может прийти. Вот как мне теперь себя вести?

— Как обычно, пап. Что ты впадаешь в панику?

Папа снова качает головой и падает на кровать.

— Поседеешь с тобой раньше времени.

Подхожу и глажу его по волосам, в которых нет и намека на седину.

— Да ну, мне кажется, я раньше тебя поседею, — усмехаюсь.

— Ну конечно, скажешь тоже. Кстати, у меня есть хорошая новость.

Возвращаюсь в кресло, слегка успокоившись, и подпираю голову.

— Какая?

— Меня сегодня обрадовали. Выделили служебную квартиру. Так что на неделе перееду.

— Правда? — радостно хлопаю в ладоши. — Это же хорошо?

— Думаю, хорошо, потому что тут находиться круглые сутки, будучи директором, — такое себе удовольствие.

— А квартира далеко?

Папа качает головой.

— Минут пять пешком. И тебе будет, где выходные проводить, а то тоже торчишь тут.

— Справишься без меня в будни? Это же придется готовить.

Папа усмехается.

— Да уж справлюсь.

— А почему дали только сейчас квартиру?

— Срок испытательный успешно прошел, — в голосе отца звучит гордость, и я моментально ею заряжаюсь.

— Круто! Я очень рада за тебя. Ну а тебе тут самому нравится? — с опаской уточняю.

Может, ситуация с Бородиным как-то поменяла папино отношение к этой школе.

— Вполне, несмотря на то, что с вами очень непросто. Все такие своевольные, куда деваться. И чуть что — начинают связями тыкать.

— Ещё один плюсик в копилку Яра, — брякаю и прикусываю язык.

— Какой это? — ехидно спрашивает папа.

— Он ни разу не ткнул никому тем, кто у него отец. А мог бы, согласись? Да я бы и не знала, если бы не рассказала одноклассница.

— О, да ему нужно памятник поставить.

— Да, пап, — хватаю с кресла подушку и кидаю в папу.

Папа хохочет и легко уворачивается от летящего снаряда.

— Хватит паясничать, я же серьезно, — надуваюсь.

Папа подходит и ерошит мне волосы. Одергиваю голову и показываю язык.

— Да понял я, понял, что ты серьезна как никогда.

Садится на корточки, и наши глаза оказываются на одном уровне. В папиных плещется беспокойство.

— Но я все же прошу тебя, будь осторожна. Не бросайся в омут с головой.

— Не буду, — шепчу непослушными губами.

А в голове стучит, что я уже туда бросилась, и пути обратно пока не вижу. Да и не думаю, что он мне понадобится. Путь этот.

Глава 43

Возвращаюсь в комнату и падаю на кровать. Лиза мирно посапывает в своей постели, и я с удивлением замечаю, что уже начало десятого. Скоро будет обход перед отбоем.

Но спать совсем не хочется. Меня переполняют новые эмоции, и в мысли прокрадывается Ярослав.

Нахожу глазами его букет, и губы сами по себе растягиваются в счастливую улыбку.

Пришлось потрудиться, чтобы протащить цветы мимо охраны. Пока Бородин отвлекал охранника какими-то глупыми вопросами, я бочком проходила мимо, прикрывая собой букет.

Ничего бы не было, конечно. Цветы не относятся к чему-то запрещенному. Но хотелось, чтобы меньше народа видело, как мы тайком пробираемся в школу, так ещё и с цветами наперевес.

Меньше знают, крепче спят.

Затыкаю уши наушниками, включаю любимую группу, под которую когда-то мы ставили танец с группой поддержки.

Грудь стискивает от тоски по тренировкам, но все же появляется надежда, что рано или поздно я смогу возвратиться к танцам. Мне бы этого очень хотелось.

Открываю сообщения и нахожу номер Бородина.

«Меня папа вызывал на разговор», — отправляю и прикрываю глаза.

Не проходит и минуты, как телефон в руке начинает жужжать.

Смотрю на фотку Бородина на весь экран и снова ощущаю радость. Что он выбрал меня.

Это я его сфотографировала, пока он следил за дорогой, и теперь не могу налюбоваться его растрепанной кучерявой шевелюрой и искривленными в усмешке губами.

— Да, — накрываюсь одеялом, чтобы не разбудить Лизу.

— Что папа хотел? — беспокойный голос Ярослава заставляет стать серьезной.

Вздыхаю и уже жалею, что написала Бородину об этом. Но хотелось, чтобы он знал.

— Ничего серьезного. Опять поговорили про то, что я уже в состоянии сама выбирать, с кем мне можно общаться.

— Мне уже паковать вещи?

Цыкаю.

— С какой стати?

— Ну мало ли, — тихий смех отдается эхом в груди, — может, меня отчислили уже, а я тут валяюсь на кроватке и ни о чем не подозреваю.

— Чушь не говори, — морщусь от одной только мысли, что папа может такое выкинуть.

И тут же одергиваю себя. Не может и не сделает.

— Так о чем речь шла?

— Я пообещала, что ты будешь вести себя как паинька и больше никакой агрессии.

Он молчит. Слышу только его дыхание.

Жду.

— Не могу тебе этого пообещать, — эта фраза вышибает из легких воздух.

— Почему? — облизываю пересохшие губы и прикрываю глаза.

— Потому что если что-то будет угрожать тебе, то я забью на свое же обещание быть паинькой. Поэтому, извини, но я не могу тебе это гарантировать.

— А что мне может угрожать. Бородин? — закусываю палец, чтобы перестать лыбиться как влюбленная дурочка.

— Ты уже забыла свой приход? Да и Маркелов никуда не делся и не исправился, поверь мне.

— Яр.

— Снежинка, я все сказал. Если это будет касаться тебя, пусть я лучше вылечу из школы, но тебя никто больше не тронет.

— Хорошо, но в остальное время-то ты сможешь с собой справиться.

Снова глубокий вдох.

— Я очень постараюсь ради тебя.

— Спасибо, — шепчу.

Внутри поселяется острая нехватка Бородина, и я стискиваю зубы, чтобы не ляпнуть лишнего.

Что-то вроде того, чтоб он снова заявился в девчачье крыло.

— Ты что там подозрительно замолчала, Снежинка?

— Спасибо тебе.

— За что? — слышу улыбку, и перед глазами ярко возникает образ улыбающегося Бородина.

Сердце сладко сжимается.

— За то что…

А что сказать? Я бы с радостью поблагодарила, что он вообще обратил на меня внимание, но думаю, что это будет глупостью.

— За свидание. Оно было супер.

— Это тебе спасибо.

— Аналогичный вопрос. За что?

— За то что дала мне шанс. Дала нам шанс, —