— Дадите вы мне дня два-три отпуска? Надо кое-что доделать в Лиссабоне, сквитать старые счеты, — попросил его слуга. Грэшем согласился: он понимал — иначе поступить нельзя. И все же Грэшем очень скучал по Маниону. Однажды ночью, ворочаясь с постели с боку на бок, Генри задал себе вопрос, который предпочел бы не задавать. В любом случае было ясно, что Манион затеял нечто очень опасное. Случись с ним что-нибудь — сможет ли он, Генри, жить без верного верзилы? Он молился о том, чтобы в действительности этого никогда не произошло.

Анна не унималась.

— О, конечно, — ответила она. — Женщинам нельзя доверять секретов. Им только говорят, что следует делать. Или продают сифилитикам. Или просто используют для ублажения мужчин. — Последнее было настолько близко к тому, о чем думал Грэшем, что он едва не покраснел.

— Опасность для нас не миновала, — ответил он. — Нам надо поскорее уезжать, пока итальянец не передумал и не решил, что ему дадут больше золота, если он выдаст нас. Если вас задержат и спросят о Манионе, вы ведь действительно не будете ничего знать. Искренность — самая лучшая вещь в таких случаях.

Анна надула губы.

— Я уверен, Генри говорит так в ваших интересах, — вмешался Джордж.

Анна слегка улыбнулась ему, а затем снова обратилась к Генри:

— Значит, вы сможете солгать ради спасения друга. А я, бедная женщина, на такое не способна! Просто замечательно! — В каждом ее слове сквозило возмущение.

Сам Грэшем сомневался, что этот Жак Анри действительно в городе. Их приезд в Лиссабон не наделал большого шума (впрочем, шума там и так хватало), хотя и не остался незамеченным. Жак Анри, конечно, услышал бы об их приезде к этому времени и, надо думать, поспешил бы навстречу с ними. Либо купец уехал из города, либо он уже сожалел о помолвке. По словам Анны выходило, будто дело с женитьбой решилось без ее согласия. Однако неясным оставалось, насколько сам мсье Анри сейчас желал для себя такой участи.

По адресу, который им удалось раздобыть, они нашли большое складское помещение с примыкавшим к нему добротным каменным домом. Но все постройки казались безжизненными, словно пирамиды. Они прибыли туда целым отрядом: Грэшем, Анна, две служанки, семеро слуг Грэшема; все — на наемных лошадях, двое разодетых охранников, выделенных генерал-губернатором, и переводчик. Среди охранников они не встретили видевшего «Всадников Апокалипсиса». Как узнал Грэшем, он числился больным.

Старший из слуг губернатора с трудом скрывал ужас при виде Анны, ехавшей верхом вместе со всей процессией. Это выходило за рамки всех его понятий. Девушка не должна скакать к своему суженому. Сначала должны были встретиться мужчины, обсудить все дела, а уже потом можно было допустить и девушку.

— Ну, знаете, — объяснял Грэшем с самым серьезным выражением лица, — она слишком рвалась к своему жениху, я еле ее сдерживал. Не люблю чинить препятствия любящим сердцам. — Все это он излагал с особым удовольствием, понимая, насколько его слова раздражают Анну. Теперь он хорошо научился понимать даже оттенки ее настроения.

Вскоре стало ясно — по крайней мере сегодня им не удастся решить свой вопрос. После того как они стали яростно барабанить в двери, наконец появился какой-то старичок с потемневшим от солнца морщинистым лицом. Переводчик сообщил от его лица: мсье Жака Анри нет дома вот уже несколько месяцев, а когда он ожидается, неизвестно. Его склады пусты, товары, привезенные из Гоа, распроданы еще до его отъезда. Не осталось ни шерсти, ни турецких ковров. Говорили, будто купец ищет новые рынки и в июне (так объяснил переводчик) отправился в Плоские земли. Они поняли — имелись в виду Низкие земли — Нидерланды.

— Зачем жирному купцу понадобилось ехать в зону военных действий? — поинтересовался Грэшем. — Там уже долгие годы идет война. Говорят, некоторые районы страны превратились в пустыню. О какой выгодной торговле там может идти речь?

— Надеюсь, он отправился туда потому, что понял: жениться на мне — значит для него совершить грех, — ответила Анна, — а так как он слишком труслив и застрелиться самому ему не хватает духа, то он, должно быть, надеется, что либо та, либо другая армия в Нидерландах сделает это за него.

— Вы всегда так отзываетесь о своих друзьях? — осведомился Грэшем.

— Он мне вовсе не друг! Даже меньше, чем вы, — сказала она. — Он просто жирная свинья.

Ни в тот день, ни той ночью они не видели Маниона. Вечером Грэшем, Анна и Джордж побывали на блестящем приеме у генерал-губернатора. Грэшем отчасти надеялся увидеть там легендарного маркиза Санта-Круса, но ему сказали, будто у маркиза слишком много неотложных дел.

Не появился Манион ни на следующий день, когда они отправились осматривать достопримечательности Лиссабона, ни на третий день, когда им позволили покинуть город и насладиться красотами природы в прилегающей к нему области страны.

Он тихо возник снова только на четвертый день. Со своей неизменной странной улыбкой на лице.

— Где же ты пропадал? — спросила Анна, сгоравшая от любопытства.

— Отдавал визит, — только и ответил Манион.

Октябрь 1587 — май 1588 года

Кембридж, Лондон, Лиссабон, Нидерланды

Снимать пушки с корабля — сложная задача. Вроде как зубы вырывать. Прежде всего стволы надо снять с коротких лафетов и аккуратно поднять с помощью канатов. Каждое орудие очень тяжелое, но тяжесть распределена неравномерно: казенная часть весит больше. Надо соблюдать большую осторожность, чтобы пушка не сорвалась и не разрушила деревянные части корабля. Достаточно плохо завязанного узла, ненадежной веревки или неплотно вбитого столба — и орудие всей своей тяжестью обрушится на палубу. Не говоря уже об опасности для людей; в прошлом году вообще был случай, когда пушка пробила брешь в корпусе корабля и упала на морское дно. Корабль удалось спасти только чудом.

Моряки мрачно взирали на то, как последние орудия снимали с борта и грузили на повозки, собираясь потом отправить на хранение в огромный арсенал лондонского Тауэра. Их дурное настроение проистекало вовсе не из нежелания расставаться с пушками. Оно было вызвано страхом. Многие нервозно смотрели в сторону устья Темзы, словно опасаясь, что туда со стороны моря вот-вот войдут испанские галеоны с пушками наготове и начнут бомбардировку Лондона. Флот решили распустить на зиму, но кто тогда остановит испанцев, вздумай они напасть на Англию?

Может быть, ответ на этот вопрос знал Уолсингем, смотревший из окна на Темзу. Десять лет назад он поселился в Барн-Элмсе, привлеченный покоем и уединенностью этих мест. Да и в Лондон легко было лопасть из деревни Барн. Конечно, он решительно протестовал против флотских «каникул», но без особого успеха. Для них там не существует ничего, кроме денег! Как они смеют говорить о деньгах ему, человеку, потратившему собственное состояние ради безопасности границ Англии! Хвала Небесам, Санта-Крус опять хворает. Иначе… Уолсингем прекрасно понимал, как должен был поступить Санта-Крус, узнай он, что англичане отправили своих военных моряков «на зимние квартиры». Сам он на месте Санта-Круса, не дожидаясь приказа короля, с флотилией в пятнадцать кораблей дошел бы до Ла-Манша, а потом до Плимута и, может быть, даже вошел бы в Темзу, высадив десант из пяти тысяч человек. Или еще, взяв всего пятьдесят лучших кораблей, он сделал бы с английским флотом то же самое, что и Дрейк с испанским флотом в Кадисе.