или просто красивые травы, плести венки, отдыхать от трудов в компании весёлых сатиров. И пусть — по крайней мере, сатиры не рисковали лезть к ней, справедливо подозревая, что к ним и к предлагаемому им времяпрепровождению Персефона не будет относиться так снисходительно, как к нимфам.

Охотницы из свиты Артемиды были не такими ветреными и пустоголовыми, но они все поголовно были помешаны на лесбийской любви, а Кора, которое это дело не слишком любила, терпеть не могла соответствующие намёки, все эти подмигивания и невзначай оголённые бёдра или груди (да они и в обычное время их особо не прикрывали). Бывшая царица с ностальгией вспоминала свиту из чудовищ — по крайней мере, те не стремились заманить её на ложе и не заставляли плясать. А нимфы и охотницы ещё и делали это из лучших побуждений!

Стоило Персефоне встать с большого гладкого камня, на котором она сидела, как её тут же подхватили под руки, надели на голову ромашковый венок и вовлекли в хоровод. Другие нимфы тут же затянули песенку про их подружку, ожидающую любимого с войны. С точки зрения бывшей царицы, песня с таким сюжетом должна была быть грустной, но в исполнении нимф «ожидание» весьма и весьма напоминало похождения Минты на Олимпе. С одной лишь разницей — лирическая героиня раз за разом убеждалась, что лучше её любимого всё равно никого нет. В конце песенки милый таки вернулся с войны, и весь последний куплет рассказывал о том, что среди всех девиц, с которыми он «познакомился», нет ни одной равной драгоценной нимфе.

Персефону такой подход развеселил, правда, её короткий смешок остался незамеченным на фоне весёлого смеха подружек.

К нимфе с рожком присоединился неизвестно откуда взявшийся сатир с флейтой (ну понятно, откуда, они всегда где-то в районе нимф). Мелодия замедлилась; Персефона сняла сандалии и закружилась в танце, раскинув руки и чуть прищуриваясь, когда полуденное солнце било ей в глаза. Царице редко когда удавалось вообще ни о чем не думать, но это был как раз тот момент, когда она наслаждалась музыкой, танцем, ветром в волосах и даже поцелуями солнца на своих ресницах.

Мелодия закончилась, и рожок со свирелью снова заиграли что-то бодрое и удалое; запели нимфы, вновь собираясь в хоровод; Персефона, напротив, выскользнула из весёлого хоровода и пошла к своим сандалиям. Остановилась, не дойдя каких-то пяти шагов, отвлеклась на необычный цветок — угольно-чёрную ароматную гвоздику.

Персефона могла поклясться, что раньше её здесь не было. Полчаса назад на лугу росли только васильки и ромашки.

«Пришёл», — на неё нахлынуло облегчение. Цветок наверняка вырастила Макария — Деметра ни за что не стала бы растить в такой цветовой гамме. А это означало, что Аид где-то поблизости.

Она сорвала цветок и с улыбкой поднесла его к лицу.

Поднялся ветер, и солнце заволокло тучами.

Тучами? Нет, не тучами, его на миг закрыла летящая по воздуху чёрная колесница, запряжённая четвёркой угольно-чёрных коней. Мелодия прервалась — нимфы с воплями разбежались по кустам. Миг — и колесница оказалась рядом. Персефона заглянула в лицо вознице — длинные волосы распущены по плечам, кожа побледнела, черты лица, кажется, стали ещё более резкими. Чуть заметная улыбка на губах и тартарская тьма в глазах, а ещё под ними пролегли серые тени, словно он не спал несколько дней.

Он ничего не сказал, только молча протянул руку — и Кора закричала, отшатнулась прочь, к нимфам, залегшим в кустах. Тогда он выскочил из колесницы — под тёмным одеянием мелькнули варварские сапоги — и схватил её за руки. Не прекращая вопить, она отбивалась и вырывалась, не забывая умолять Аида Безжалостного оставить её в покое и громко сетовать на свою несчастную судьбу.

Ее судьбе досталось по полной программе. Она исхитрилась расцарапать Аиду щёку, рассечь бровь, отчего струйка крови потекла ему в глаз (он небрежно смахнул её рукавом), и в левом ухе, кажется, появилось несколько непредусмотренных там отверстий.

Аид запрыгнул в колесницу, одной рукой прижимая Персефону к себе, и другой схватился за вожжи. Квадрига взмыла в воздух; Кора вцепилась зубами ему в плечо, потом решила, что это не достаточно эффектно, и сменила тактику, вырываясь — не слишком активно, чтобы не вывалиться из колесницы — и призывая отсутствующую Деметру спасти её от участи, что хуже смерти.

Когда они взлетели, и луг с визжащими из-за кустов нимфами остался далеко внизу, Аид наклонился к её уху и прошептал:

— Мне кажется, с Деметрой перебор.

Персефона фыркнула и, не переставая вырываться — мало ли кто тут ещё может прилетать — возразила, что нет, в самый раз. И вообще, она устала царапаться и кусаться, отбиваясь от неизбежного, и предпочитает потерять сознание от ужаса.

С этими словами она сползла вниз, планируя улечься на дно колесницы.

— Ну, просто охренеть, — сказал Владыка с этакой вселенской задумчивостью в голосе. Он по-прежнему прижимал её к себе, и идею «потерять сознание» явно не одобрял, поэтому она просто уткнулась носом ему в плечо.

Вскоре они уже мчались по Подземному миру, и Персефона, спокойно выпрямившись, разглядывала его субтропические пейзажи.

Когда они пролетали мимо Стикса, было заметно, что крокодилов в нём уже не плавает, да и всякой живности вокруг тоже поубавилось, но джунгли и заросли кустов присутствуют во множестве. Да, те же асфоделевые луга уже не были лугами, и за буйной зеленью даже не было видно скитающихся по ним теней.

Впрочем, нет — кое-где Персефона наблюдала искомых теней на ниве сельскохозяйственного труда. Да и вообще, все встреченные подземные обязательно что-то выдёргивали или выкорчёвывали. Некоторые это даже потом пожирали — причём когда они замечали колесницу Владыки, пожирательный энтузиазм резко увеличивался.

— Это они реабилитируются за излишнюю преданность Аресу, — пояснил Владыка в ответ на её вопросительный взгляд.

— А ты не можешь просто приказать всему этому умереть? — не выдержала Персефона, до этого твёрдо решившая хранить молчание.

Аид с сожалением покачал головой:

— Увы. Специфика моей силы в том, что я должен лично тыкать в каждую травинку и приказывать ей умереть. Ну уж нет. Я на сельскохозяйственные работы не нанимался. И без того мороки хватает.

Он разговаривал с ней самым обычным голосом, словно и не было никаких «я не хочу тебя видеть», «подземный паук» и прочего, прочего.

Как будто он просто пригласил её в свой мир на прогулку и проводит экскурсию по местным достопримечательностям: посмотрите налево, вот Харон обдирает кроваво-красные водоросли со дна лодки, посмотрите направо, вот Эмпуса хищные лианы пропалывает, обернитесь