– Именно этот друг и сказал о том, что она вдова?

Кивнув, Феба вдруг как-то странно занервничала и приложила к глазам платок, и Деймон счел за лучшее ее далее не расспрашивать.

Вернувшись домой, Хокхерст первым делом приказал Сьюэллу оседлать самого быстрого скакуна, а сам поспешно поднялся в библиотеку и набросал несколько строк.

Он лично отдал записку конюху с указанием немедленно скакать в Лаухэмптон кратчайшей дорогой и вручить это послание мировому судье Роусону.

Пришпорив коня, Сьюэлл быстро скрылся из виду. Деймон проводил его взглядом, уверенный, что слуга прибудет в Лаухэмптон раньше бродячих актеров.

Лили, догнав труппу своего дяди, присоединилась к актерам, направляющимся в Лаухэмптон. Мысли ее были в полном смятении.

Нет сомнения, Хокхерст был счастлив снова видеть ее. Она до конца жизни будет помнить, как зажглись удивлением и радостью его глаза. Затем он сразу же искренне попросил у нее прощения. Этого Лили не ожидала. Но потом Хокхерст удивил ее. Сказав, что им нужно поговорить, он вдруг оставил ее, торопясь вернуться в Хокхилл.

Встреча с Деймоном вмиг разрушила то хрупкое душевное равновесие, которое Лили так долго пыталась восстановить после своего отъезда из Бата. Деймон подарил ей волшебную незабываемую ночь, а затем разбил ее сердце. Как ни хотелось ей снова встретиться с ним, она понимала, что это принесет лишь новые страдания.

Глупая, она влюбилась в него по уши! А он даже не верит в любовь. Для него она – лишь мимолетная страсть, которая быстро пройдет. Но даже если бы Деймон и полюбил ее, он граф, а она актриса. Никогда их миры не смогут соприкоснуться.

– Ни в коем случае не впускай его обратно в свою жизнь! – строго отчитала себя Лили. – Он только снова разобьет тебе сердце.

Впереди показались опрятные домики Лаухэмптона с побеленными стенами и черепичными крышами.

К Лили приблизился ее дядя Джозеф Дрю.

– Первым делом я отправлюсь на поиски мирового судьи, – угрюмо пробормотал он. – Надо узнать, позволит ли он нам дать здесь представление. Пойдем со мной. Возможно, увидев тебя, он уступит.

Лили кивнула. За время, проведенное с труппой дяди Джозефа, ей уже несколько раз удавалось добиться благосклонности несговорчивых мировых судей, перед тем отвечавших Дрю отказом.

– Боюсь, однако, что в данном случае все будет бесполезно, – проворчал дядя. – Роусон знаменит тем, что отказывает всем труппам, обращающимся к нему за разрешением. Но попробовать мы должны. До Марштона идти еще четыре часа.

– Если мы не добьемся разрешения выступить здесь, вам придется идти дальше без меня, – сказала Лили. – Я должна дождаться Сару.

К ней должна была приехать ее пятнадцатилетняя сестра, гостившая до этого у школьной подруги. Лили, уверенная в том, что труппа дяди Джозефа даст в Вульвердейле три представления, предложила Саре в письме приехать туда в дилижансе.

После того как мировой судья совершенно неожиданно ответил отказом, Лили оставила на почтовой станции Саре записку ехать дальше, до Лаухэмптона. До Марштона дилижанс не следует, поэтому Лили должна встретить свою сестру здесь.

Робкая и застенчивая Сара жутко испугается, если окажется одна в незнакомом городе.

Дядя Джозеф начал было возражать, но Лили твердо сказала:

– Нет, я останусь здесь и буду ждать приезда Сары.

– Ты чересчур много нянчишься с сестрой, – проворчал дядя. – Ничего с ней не случится. В конце концов, ей сейчас всего на пару лет меньше, чем было тебе, когда погибли ваши родители, и ты…

Он резко осекся, увидев гнев, сверкнувший в глазах Лили.

– Сара – не я! Она робкая и пугливая. К тому же она находится на моем попечении, и я буду заботиться о ней так, как считаю нужным.

Дядя Джозеф нахмурился:

– Сегодня вечером ты должна выйти на сцену.

– Только в том случае, если вы будете давать представление, а тебе прекрасно известно, что до Марштона вы дойти не успеете.

– В таком случае, ты выйдешь на сцену завтра.

– Нет, дядя, – твердо заявила Лили. – Сегодня – последний день из тех восьми недель, что я тебе обещала.

Давая согласие играть в труппе, Лили надеялась, что к ней присоединится ее сестра. Но уже через неделю ей стало ясно, что хрупкая Сара не вынесет тягот полной лишения жизни бродячих актеров. Лили была вынуждена разрешить сестре принять приглашение школьной подруги провести полтора месяца у нее в гостях в Дорсете.

– Знаешь, ты могла бы остаться с нами еще на недельку, – обиженно заявил дядя Джозеф.

Лили, горевшая желанием провести каникулы Сары вместе с сестрой, была очень огорчена, что вынуждена отказаться от этого, но она не могла нарушить данное дяде слово. Однако теперь у нее не было ни малейшего желания и дальше оттягивать встречу с сестрой.

– Нет! – решительно заявила она.

Дядю Джозефа ей все равно удовлетворить не удастся. Если она уступит ему и останется в составе труппы еще на неделю, он станет требовать две недели, всеми силами стараясь ее пристыдить. Лили постепенно начинала сожалеть о том, что вообще поддалась на его уговоры.

– Но как же я смогу управиться без тебя? – раздраженно спросил дядя.

– Так же, как управлялся до моего появления.

Хотя маленькой бродячей труппе, конечно, придется нелегко. В пьесах с большим количеством действующих лиц актерам приходилось выходить на сцену в нескольких ролях.

Но Лили понимала, что не это беспокоит дядю. Талантливая молодая актриса оказалась настоящей находкой для труппы. Сборы выросли в несколько раз. Дядя Джозеф максимально использовал дарование Лили, иногда даже поручая ей мужские роли, например принца Гамлета.

С одной стороны, Лили была рада, что ей приходилось играть так много совершенно разных ролей, но в то же время она бесконечно устала переходить от деревни к деревне, довольствуясь убогим ночлегом и скудным пропитанием.

Когда труппа почти добралась до центра Лаухэмптона, проходя мимо опрятных домов, окруженных веселыми палисадниками с цветущими там бегониями и мальвой, навстречу актерам выбежал невысокий пожилой мужчина в старомодном камзоле.

– Возможно, он скажет нам, где найти мирового судью, – предположила Лили.

Однако, как выяснилось, это и был мировой судья собственной персоной. У Лили возникло ощущение, что он специально вышел встретить актеров.

К всеобщему изумлению, судья не просто разрешил выступить в Лаухэмптоне, но и попросил задержаться на три дня, давая каждый вечер по представлению. Он даже предложил для сцены заброшенный сарай на окраине городка.

Когда судья Роусон ушел, дядя Джозеф недоуменно произнес: