Иногда Санг во время разговора делала заметки в блокноте, который всегда лежал около телефона.

Иногда она записывала имя звонившего, или писала «Университет Карнеги Меллон», или «любит детективы», но по мере того, как ей становилось все скучнее, на листке появлялись изображения цветов, незатейливых орнаментов или игра в крестики-нолики. Конечно, она тоже задавала вопросы, например, как ее собеседнику нравится его работа экономистом, дантистом или инженером. Причиной отказа встретиться она всегда называла занятость, докторская диссертация отнимала уйму времени! Иногда, если Пол был в это время на кухне, она чиркала в блокноте записки и показывала ему: «Умственное развитие лет на пять», или «Ну и зануда-ботаник!», или «Я помню этого персонажа — его когда-то стошнило в родительский бассейн», не отнимая от уха телефонную трубку.

Но после того, как разговор заканчивался, Санг просто прорывало. Да как им не стыдно, всем этим так называемым женихам! Какое право они имеют вторгаться в ее личную жизнь? Жалкие неудачники! Если бы Пол и Хизер слышали, что они тут бормотали о себе. Однажды Хизер не выдержала и резко заявила:

— Не могу поверить, Санг, что ты жалуешься. На что, скажи, пожалуйста? Десятки молодых, успешных, возможно, даже красивых мужчин хотят жениться на тебе не глядя, не раздумывая. И ты хочешь, чтобы я тебя пожалела?

Сама Хизер, студентка юридического факультета Бостонского колледжа, жила в одиночестве уже пять лет. Она сказала Санг, что находит такой вид знакомства ужасно романтичным, но Санг только покачала головой:

— Это не любовь, пойми.

В ее глазах все это до тошноты напоминало традиционное индийское замужество, только свахи не хватало. Да и самим этим мужчинам была нужна не она, а некое мифическое существо, сотканное из слухов, сплетен, недомолвок и досужей болтовни неугомонной индийской общины, которая не терпела в своих рядах незамужних женщин старше двадцати лет. В их глазах Санг навеки осталась хорошенькой девочкой, грациозно танцующей Бхарат-Натьям, с толстой косой и приличными отметками. Если бы эти мужчины узнали, что она представляет собой на самом деле и чем зарабатывает на жизнь, если бы они узнали, что, несмотря на все грамоты, и олимпиады, и оценки, она сидит за кассовым аппаратом и расставляет книги на витрине пирамидкой, они тут же в ужасе сбежали бы.

— К тому же, — всегда напоминала она Полу и Хизер, — у меня уже есть жених. Забыли?

— Ты прямо как Пенелопа, — сказал ей как-то раз Пол. Он как раз в то время перечитывал Гомера в переводе Леттимора для устного экзамена будущей весной.

— Пенелопа? — Санг стояла около микроволновки, разогревая себе рис на ужин. Она нажала кнопку, вынула дымящуюся тарелку и полила рис темно-красным соусом — смесью лайма и красного перца, который всегда стоял на дверце холодильника рядом с банкой арахисового масла.

— Из «Одиссеи»? — мягко напомнил ей Пол, отвечая вопросом на вопрос. Пол был высок, но не слишком худ, с крепкими пальцами и икрами ног, с мягкими светлыми волосами. Наиболее выдающимся аспектом его внешности были стильные дорогие очки в темно-малиновой оправе, которые его уговорила купить хорошенькая продавщица в магазине на Бикон-стрит. Полу с самого начала не понравились вызывающие, совершенно круглые стекла, и он до сих пор не смог к ним привыкнуть.

— Ах да, «Одиссея», — вяло пробормотала Санг, присаживаясь за кухонный стол. — Пенелопа. Только я не умею вязать.

— Ткать, — снова поправил он. — Пенелопа ткала погребальный саван, а за ночь распускала сотканное, чтобы женихи от нее отстали.

Санг подняла к губам вилку, полную горячего риса, подула на него, чтобы немного остудить.

— Ну хорошо, а кто тогда вязал? — спросила она. — Была одна женщина, так она вязала. Ты должен помнить.

Пол помедлил, ему ужасно хотелось поразить ее, но в голове внезапно сделалось совсем пусто. Он знал, что это был кто-то из персонажей Диккенса, но все книги хранились в его комнате.

— Подожди минуту, — сказал он, направляясь к двери, но вдруг остановился и с облегчением выдохнул. — Вспомнил! Это «Повесть о двух городах». Мадам Дефарж, вот кто вязал.

Вообще-то Пол познакомился с Санг благодаря объявлению. Она позвонила им одним субботним июльским утром, и к телефону подошел Пол. Санг сказала ему, что видела в газете «Феникс» объявление о том, что в этом доме сдается комната. Ее ранний звонок разбудил его — он разговаривал с ней, стоя в коридоре босиком, зевая и пошатываясь, и еще подумал тогда: что за странное имя у этой женщины, «Санг». Похоже на японское. Он так и не мог решить, какой она все-таки национальности, пока Санг не выписала чек на залоговый взнос и не подписалась: «Сангита Бизвас». Это было ее официальное имя, оно стояло на счетах, на конвертах, на толстых, пахнувших типографской краской экземплярах «Вог», которые она выписывала каждый месяц, и на квитанциях за электричество, которые она согласилась оплачивать от своего имени. Когда Санг позвонила в дверь — два звонка прозвучали медленно и печально, — Хизер мылась в душе, поэтому Полу пришлось принимать ее в одиночестве.

Волосы Санг в тот день были распущены по плечам, и Полу ужасно понравилось, как они облегали ее спину и плечи, расходясь двумя темными волнами над выступом ключиц. Санг восхитилась центральной лестницей (как и все остальные), ведущей на второй этаж, и провела пальцем по блестящим перилам. Лестница была сделана из темного дерева коньячного оттенка и после каждой шестой ступени поворачивалась под прямым углом — настоящее чудо архитектурного искусства. К сожалению, лестница эта была единственным достойным восхищения предметом во всем доме, завлекавшим наивных гостей на второй этаж. Там их ожидало великое разочарование: уродливые бурые кухонные шкафы, заплесневелая ванная, где половина кафеля давно отвалилась, дешевое ковровое покрытие серо-бежевого цвета, застилающее полы во всех комнатах, — так домовладельцы, обитающие на первом этаже, пытались защититься от шума, производимого постояльцами.

Санг одобрила просторный холл около лестничной площадки второго этажа, вошла в пустовавшую комнату и огляделась. В углу стоял сервант, стилизованный под древний храм, украшенный дорическими колоннами и стеклянными дверцами. Пол объяснил, что раньше эта комната служила столовой и в серванте, понятное дело, хранили посуду. Ванная находилась с другой стороны от лестничной площадки, а Пол и Хизер делили еще одну ванную, на третьем этаже. «Мне кажется, как будто я нахожусь внутри огромного холодильника», — усмехнувшись, сказала Санг и передернула плечами. Действительно, стены комнаты когда-то были выкрашены в мертвенно-синий цвет, а потом, желая, видимо, немного оживить мрачное впечатление, хозяева прошлись по ним белой краской. Эффект ледяной пустыни, получившийся в результате такого ремонта, еще больше подчеркивался ослепительным светом неоновой лампы, закрепленной под потолком. Санг провела рукой по стене и сняла кусок липкой ленты. Когда-то столовая соединялась с гостиной широкой аркой, но потом ее заделали, хотя изогнутый след был и сейчас ясно виден, как свежий шрам, на штукатурке.