– Шоб я так жил! – восхитился московский портной Лев Абрамович Беспрозванный, выходя девушкам навстречу из таинственных закоулков. – Боже, какая прелесть! Таки не говорите ни слова!

Он душевно обнял Алину и тепло сжал в руках сурово протянутую ладонь Маруси. Северянка закаменела лицом: обиталище двергов ей не глянулось.

– Алиночка, безмерно счастлив визиту… желаете обновочку? Старик Беспрозванный все же знает толк в моде! То платье, что мы пошили вам на день рождения… оно должно было принести счастье!

Девушка вспомнила многослойный наряд, похожий на пучок чуть подвядших лепестков кремовой розы… и праздник, на котором ей сделал предложение ее парень Макс. Час спустя она билась в истерике, выдирая Макса из объятий его подруги Оли, также известной под прозвищем Алора. Ноздри у обоих были в порошке, глаза – осоловелые и пустые.

Помолвка оказалась безнадежно испорченной.

Но потом была ночь.

Ночь, когда Мастер Войны пришел к ней, сидящей в этом самом платье, порванном и растрепанном, на ступеньках кафе – и признался в любви, и поднял в бесконечный космос, к звездам.

Счастье. Да.

Алина улыбнулась и кивнула, сглотнув что-то трудное, комком вставшее в горле.

– Не говорите ничего, – продолжал портной, – я о многом догадываюсь. Ведь идет так, как должно. Теперь мы будем делать счастливой и вас, моя дорогая северная роза! Королева, королева как есть, мамой клянусь, шоб я так жил!

– Маруся я, – ответила поморка и ловко избежала теплой твердой ладони портного, уже прицелившейся измерять ее ОТ, ОГ и особенно ОБ.

– Штаны мне не годятся, – степенно выговаривала Маруся. – В носке нехороши. Неделя – и между ног рвутся. Ерунда, а не одежда, если только кожи нашить и кожей об кожу шваркать.

Алина, присев на диванчик, пила душистый чай и во все глаза глядела, как трое белошвеек щебечут вокруг северной валькирии, обмеряя ее во всех проекциях. Самому Льву Абрамовичу она не далась ни в коем случае.

Глядя на Марусину стать, дверг слегка краснел и что-то бормотал вполголоса, вычерчивая коротенькими толстыми пальцами в воздухе одному ему ведомые удивительные фасоны. Кустистые брови драматично взлетали.

– Мы сделаем… Это будет феерично, феерично! Модерн и немного эклектики! Москва у ваших ног…

Эти ноги, освобожденные от шлепок, перетаптывались на коврике, демонстрируя не совсем чистые пяточки и мозольки, а также смешной полустершийся перламутрово-розовый педикюр.

Алина негромко кашлянула, обозначая свое присутствие. Маруся явно заняла весь эфир.

– Мама так много о вас рассказывала, – заговорила она, обращаясь к портному. – Много. Что была у вас в гостях… в тайном подмосковском подземелье… говорила, что вы…

Она должна была сказать – «не люди», но это показалось ей не слишком красивым.

– Что вы волшебные, – нейтрально закончила она и остро оглядела багровый затылок портного. Затылок был многослойный, поросший кудрявой шерстью всех оттенков соли и перца.

Лев Абрамович сосредоточенно, ритуально и медитативно изучал Марусю – не руками, но шагами, дирижируя в воздухе взмахами короткопалых ладоней и напевая песенку, из которой вычленялись хитроумные портновские словечки. Северянка вытянулась самой басовой из рояльных струн и с подозрением следила за действиями ловких рук.

На слова Алины он, кажется, не обратил никакого внимания. Но она была упорной девушкой. Немного помолчала и продолжила:

– Я знаю, что они куда-то ушли. Переместились. Я не просто знаю – я там была. Оля, стерва, выстрелила, попала в Мастера. – При этих словах Алина стиснула кулаки. – Попала, ранила, – последнее слово она выговорила с усилием. – И они переместились. Трое, четверо. Дракон, там был дракон.

– Сарочка-а, – чуть повысил голос Лев Абрамович. Привстал на цыпочки, оттопырив задники разношенных шлепанцев, и вгляделся в пыльную темень портновской бездны. – Сарочка, угостите девочек чаем!

Алина нахмурилась.

– И про чай я знаю тоже. От мамы знаю, и не стану пить ваш фирменный чай! Послушайте, почему вы все, как сговорившись, темните? Ники, Вадим… и теперь вы. Неужели непонятно – я хочу докопаться до цели и найти их – и я сделаю это! Я пойду туда, за… за ними.

– И я пойду, – проговорила Маруся. – Даром, что ли, магазин бросила и в такую даль ехала?

– Таки не даром, – вздохнул Лев Абрамович. – Таки билеты сейчас очень дороги. Марусенька, шо вы лично от всей вашей натуры скажете за стиль модерн? Чтобы я так жил, он будет вам к лицу. «Звездные войны» сейчас в тренде, и даже я сходил и посмотрел новую серию, конечно, на утреннем сеансе, потому шо там дают прекрасные скидки бедному портному.

– Вы не бедный, – с нажимом продолжила Алина, почему-то ощутив на пальцах удобный выкидной ножик. – И вы иногда даже не портной! Вы…

Лев Абрамович повернулся и посмотрел сквозь нее, будто впитывая поверхностью расширенных зрачков многовековую, мягкую, особенную портновскую пыль, пахнущую старой Москвой и обстоятельным под-московским бытом, и чуточку – травками специального сердечного чая тети Сары, и богатыми тканями, приехавшими из неизвестных стран…

Алина длинно выдохнула и стукнула кулачками по задрапированным в черное остреньким коленкам.

Лев Абрамович, мурлыкая под нос, жестами послал белошвеек за тканями, и те понесли ему штуки за штуками, отрезы за отрезами. В выборе преобладали цвета металлик, холодные тона, остальное портной забраковывал.

– Он ранен был, – тихо сказала Алина. – Он, Мастер Войны. Ему нужна помощь. Моя. Наша. Я вот уверена. А вы…

– Еврей, как есть, – жестко буркнула Маруся. – Знает, но не говорит. Может, денег ему предложить?..

Лев Абрамович обиженно подобрал подбородки, чтобы возразить, но…

– Мы всего лишь хотим сделать так, чтобы помощь не понадобилась еще многим, – послышался ровный мужской голос.

Из-за пыльной ширмы, утыканной иглами и булавками, вышел коренастый мужчина с аккуратной бородкой, с весьма убедительной осанкой, в хорошем пиджаке горчичного цвета.

– Иван Андреевич?..

– Никто не сомневается в вашей смелости, Алина Николаевна, – сказал король под-московных двергов. – Просто ситуация весьма и весьма сложная. Боюсь, она даже и не в моей компетенции, хотя я делаю все возможное. Светлейший витязь дал мне поручение заботиться о его… семье. – Его голос чуть потеплел, вокруг проницательных глаз собрались лучики морщинок. – Заботиться в его отсутствие.

«Семье»!

Лев Абрамович, окончательно что-то решив по поводу Маруси, обид и темы межрасовых и межпланетных отношений, отступил и шуршал теперь в отдалении рулонами пожелтевших выкроек.

– У меня, может быть, своя семья, – не глядя на Монахова, сказала Алина. – У меня, может… своя собственная. Семья.