– Не будет ни Чертогов, ни смерти, – раздался негромкий голос Гленнера.

Покалеченный эльф стоял у косматого ивового куста, держась за ветки; спуститься ниже он не мог, хоть и доковылял от дома до реки – судя по всему, путь дался ему сложно. Орк звонко захлопнул пасть, рыскнул – и подхватил калеку на руки. Перенес, переставил через змеящиеся по плотному песку корни и опустил на бревно возле Тайтингиля.

– Ты легко расстался с Чертогами Забвения, Тайтингиль, светлейший витязь, – тихо, но очень энергично сказал Гленнер, проводив орка взглядом. – Отринул место, где эльфы способны жить вечно, постепенно утрачивая память… Потому что именно память способна совершать волшебство более яркое и доброе, чем иные маги.

Он протянул руку, в которой было зажато что-то небольшое, и все чуть подались вперед, стремясь разглядеть предмет в неровном свете луны.

– Я принес тебе вещь, которая принадлежала тебе… давно. Ты ее любил. Эта вещь с твоей родины.

– Город, в котором я родился, давно затонул и почивает на морском дне. Я помню, Гленнер. Я хотел нырнуть к дому, который…

– Который помнил тебя ребенком, Тайтингиль Заступник. И ты нырнул. Вот, возьми то, что ты привез оттуда. Возьми.

Гленнер развернул ладонь и разжал сухие, изломанные пальцы.

В его руке оказалась деревянная фигурка, лошадка.

Ей было много сотен лет. Когда-то ярко окрашенная, лошадка потеряла цвет – но еще хранила следы острого ножа, вырезавшего ее. Древнее дерево просолилось на морском дне и сделалось неподвластным времени.

– Отец, – зачарованно сказал Тайтингиль. – Отец… мама.

Он протянул руку и торопливо сжал пальцы на старой игрушке, крепко-крепко… а орк, точно так же стиснувший лапы на груди, приметил, что Ринрин взяла дверга за широкую ладонь.

– Отец… мама.

Тайтингиль поднялся во весь великолепный рост, туго натянув спину безупречной певучей струной; одновременно с первыми лучами солнца ветер раздул плащ его златых волос – и по ним словно побежали живые искры силы и яркой мощи.

– Отец! Мама!

– Тай, – прошептал Котяра, не решаясь приблизиться; казалось, вся фигура эльфа занялась восхитительным златым пламенем – как тогда, в Москве, напитанная великой силой. – Та-ай…

– Не усекай, – громко выговорил Тайтингиль и улыбнулся. Лицо его преобразилось за краткий миг – складки и скорбные тени исчезли, а черты высветлились, стали четче и моложе, чеканнее. Поверх водной сырости и осенней прохлады в воздухе ярко запахло липовым цветом и песком, силой и радостью. Откуда-то издалека донесся плеск морского прибоя…

– Тайтингиль! – взвыл орк, подскочив на месте.

Это был момент полного единения душ.

Ринрин отпустила руку дверга – и потянулась к Тайтингилю, как это делали эльфы, скорее душой, чем телом, будто стремясь подхватить сильное златое свечение. Почтенный Вайманн хмыкнул, степенно провел ладонью по недлинной бороде и кивнул. Огромная серая орочья туша ринулась к Гленнеру, Котяра схватил его в охапку, поднял, закружил и радостно заголосил:

– Дай я тебя поцелую, голова ты, голова-а!

Но не поцеловал, потому что калека молча ткнул его острием кинжала. Котяра привизгнул и вернул эльфа на место, потирая уколотое место и сердито бормоча – но больше для порядка, потому что он видел: Гленнер склоняет голову, чтобы спрятать смущенную улыбку, и от укола на дубленой шкуре не выступило и капли крови.

На тропе, ведущей к крепости, появился Лантир.

– Волшебник проснулся, люди подготовили завтрак и лошадей. Мы выступаем, Тайтингиль?

Златой витязь откинул волосы назад и выпрямился.

– Выступаем, да. Во имя наших предков и наших потомков – мы будем биться и победим.

Тайтингиль вошел в крепость легким, чеканным шагом. Владетель своей земли, хозяин Дорожного замка, уверенный и бодрый, высокий, яркий.

В нагрудном кармане московской трикотажной рубашки, надетой под легкий эльфийский плащ, лежала деревянная лошадка, игрушка, вырезанная его отцом в незапамятные времена и раскрашенная легкими руками матери. Отсюда, от самого сердца по телу будто расходились волны тепла и сияния. Белого, золотого.

Не успел Мрир толком пробудиться и оценить перемены, произошедшие в выбитом из колеи и утомленном светлейшем витязе за столь краткий срок, как Тайтингиль уже раздавал указания. Велел Гленнеру собрать слободской люд и поделил немногих мужчин на два малых отряда; один снарядил к Оллантайру, другой – в Нолдорин. Написал письма, и, запечатав их смолой, дал устные указания. Оставшиеся воины должны были держать крепость и слободу, если придет враг.

– Нар-рочно их выслал, да? – муркнул Котяра, вместе с Гленнером собирая на стол. – Этот, котор-рого к Оллантайру отправил… несовер-ршеннолетний, кажется.

– Слобода не так многочисленна теперь, – ответил эльф, пододвигая к себе блюдо с мясом. – И мужчины отвыкли воевать. С собой их брать не стоит, погибнут зря.

Орк поежился. Он видел, что витязь преобразился, вернув мощь и растерянные в боях силы. Но мысли о том, что ему самому, Диме Котову, снова придется браться за отвратительную секиру, очень огорчали.

– У нас три эльфийских бойца, отличных бойца. – Тайтингиль щурился на ранний рассвет и жевал луковицу. – Двергский воин неплох, могучий волшебник… – Он поднял взгляд на Азара, и серые глаза, сверкавшие сейчас звездами, потеплели. – И, конечно, ты, Котяра. Ты сражаешься, хоть и без охоты, но ты хорош в бою. Сейчас по коням, и к полудню будем у Серых Россыпей.

– Как до полудня? Скакать и затем биться? – чуть растерянно спросил Котяра, а сияющая Ринрин уже несла ему эту самую секиру. – Ср-разу?

– Скакать! Биться, орк! – с энтузиазмом возгласила она. – Держи, кузнец отменно наточил ее!

Азар со вздохом встал из-за стола и обреченно посмотрел на черное лезвие.

– Такси нет. – Тайтингиль глянул прямо и заулыбался. – Нет метро, самолета. Здесь так, оруженосец. Плазматрона тоже нет, и это уже жаль. Значит, сперва добрая скачка, затем сразу в бой.

– Скачка…

Ринрин присела рядом с орком, погладила по плечу.

– Твоя кобыла с норовом…

– И с аппетитом. Кобыла Винни Пух… – без настроения ответил Котяра.

– Она вовсе не плоха. На ровном марше не отстанет. Если поскачем слишком быстро, просто держись за гриву. Затем еще проще, в Серые Россыпи конным не пройти, будем биться пешими.

Тайтингиль уже стоял во дворе, осматривая снаряжение своего гнедого коня.

– Подай доспехи, орк, облачайся сам, и мы выступаем. Лантир и дверг уже готовы. Гленнер… Гленнер. Ты останешься с людьми, хранить Дорожную крепость. Как обычно, мой старый друг. Я полагаюсь на тебя.

Калека кивнул снизу, и Котяра понял, что под своими одеждами, скрывающими уродство, тот прятал еще и меч.