Тем временем рядом продолжался поединок между другими зелотами и львами. Но и он оказался недолгим. На арене остались лежать бездыханные тела юношей. Львы принялись за кровавый пир. Сердито рыча, когда один из них опережал другого, они вскакивали и принимались драться. Изредка они поднимали свои окровавленные оскаленные морды, оглядывались вокруг и довольно облизывались.

Саломея сидела, облокотившись о портик, закрыв глаза и дрожащими руками зажав уши. Однако до нее все равно долетали ужасные звуки, издаваемые львами, поедающими человеческую плоть. Ирод скользнул по ней отсутствующим взглядом и спросил:

– Зачем она здесь?

– Мир слишком жесток, – ответила Иродиада и, пожав плечами, добавила: – Она привыкнет.

– Это ты – жестокая мать. – Ирод осуждающе посмотрел на нее. Потом перевел взгляд на Саломею. Ему хотелось присесть рядом с ней и успокоить. Иродиада заметила его мечтательный взгляд. На ее лицо набежала тень. Повернувшись к дочери, она недовольно произнесла:

– Если тебе дурно, можешь уйти!

– Нет, – ответила Саломея. Ей не хотелось показать свою слабость перед матерью, а особенно перед Иродом. Девушка храбро подняла голову и с ужасом смотрела на пирующих львов. Заметив взгляд дочери, Иродиада торжествующе сказала:

– Вот видишь. Моя дочь такая же, как я!

Она замолчала и посмотрела на арену. Воцарилась тишина.

– Как ты поступишь с теми людьми – Иоанном и Закарией? Их надо предать такой же казни. – Она испытующе взглянула на мужа.

– Не знаю, – нахмурился Ирод. Его лицо помрачнело. Зачем она напомнила о них? Ему жаль обоих. В глубине души он и сам хотел бы убить Иоанна, но боялся народа, потому что его почитали за пророка[24].

– Иоанн муж праведный и святой[25], – неуверенным голосом попытался оправдаться Ирод и трусливо спрятал глаза.

– Ты пресмыкаешься. А сам не веришь тому, что говоришь! – Она презрительно скривила губы. – Вспомни! Грязный бродяга призывал народ к восстанию! Твой бывший друг предал тебя!

Она напомнила ему о том, о чем он хотел бы забыть. На губах жены змеилась ядовитая насмешка, в глазах были презрение и осуждение. Иродиада чувствовала свою правоту и превосходство над мужем, видела его жалкие колебания и старалась задеть его побольнее.

– Не ты принимаешь решение – я! – сердито оправдывался Ирод и посмотрел на Саломею. Но та опустила голову.

Не найдя поддержки, Ирод вздохнул и неожиданно сказал:

– А пусть она решит, – и кивнул на Саломею. – Как она скажет, так я и поступлю!

Ирод торжествующе посмотрел на жену и откинулся на спинку ложа. На лице Иродиады промелькнуло изумление.

Саломея в растерянности повернулась к ней. Мать незаметно кивнула ей, чтобы она соглашалась.

– Позволь мне подумать, господин, – неуверенно произнесла Саломея и вопросительно посмотрела на мать. Та одобрительно покачала головой.

– Хорошо, – важно произнес Ирод. Голос девушки казался ему подобным нежной и певучей сладкоголосой арфе. Он ласкал ее взглядом и многозначительно гладил висящую на груди золотую звезду.

Пока они разговаривали, служители успели загнать зверей в клетки и убрали с арены растерзанные человеческие останки.

Вернувшись во дворец, тетрарх объявил, что через несколько дней во дворце состоится пир.

Перед рассветом возле покоев Саломеи раздались шаги. В комнату вошла Иродиада. В руках у нее покачивался светильник из обожженной глины, который отбрасывал на ее застывшее лицо и стены жутковатые тени. Поставив светильник у изголовья, Иродиада присела возле дочери и какое-то время оставалась неподвижной. Очевидно, какая-то неотвязная мысль тревожила и душила ее. Невольно поддавшись ее влиянию, Иродиада встала и, вынув кинжал, стала размышлять, куда лучше нанести удар. Спустя мгновение она, будто опомнившись, с удивлением взглянула на свою руку и с тихим стоном уронила кинжал на ковер.

Саломею разбудил этот стон. Она открыла глаза и увидела мать. Та была похожа больше на мертвеца, чем на живого человека, – так было искажено ее лицо, а взгляд казался безумным.

– Мама? Зачем ты здесь? – в ужасе вскричала Саломея.

Приподнявшись, она вгляделась в лицо матери, судорожно пытаясь отыскать на нем подтверждение страшной догадки. Девушка поняла: мать пришла убить ее.

– Не бойся. Я не причиню тебе вреда, – глухим голосом произнесла Иродиада и умолкла. Пристально вглядываясь в испуганное лицо дочери странным пылающим взором, она присела рядом и, больно сжав руку Саломеи ледяными пальцами, повелительно произнесла: – Проси у Ирода голову Иоанна!

Саломея вздрогнула. Прозвучавшие в ночной темноте слова казались особенно жуткими и немыслимыми. Сердце девушки затрепетало от ужаса, словно мать уже вонзила в нее свой острый кинжал.

– Нет, мама! Нет! О чем ты говоришь?! – вскричала Саломея, в страхе глядя на мать. Крик рвался из груди девушки, так она была ошеломлена. Неожиданно она подумала, что, как мать или безумный Ирод, сейчас сама потеряет рассудок. В ушах у нее загудело. С силой вырвав свою руку из рук матери, как утопающий, хватающийся за соломинку, она судорожно схватила ледяные руки матери и прижала к своей пылающей груди.

– Нет, мама! Я не сделаю этого! Скажи, почему ты так жестока и бесчеловечна? – с мольбой и отчаянием шептала Саломея. Обливаясь слезами, она прижималась горячим лицом к неподвижным рукам матери. Бедной девушке казалось, что она умирает. Она не могла дышать и задыхалась, хватая ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег. Лоб Саломеи пылал, по спине градом катились холодные капли пота. Однако она не отпускала материнских рук, инстинктивно пытаясь их отогреть. Отчего-то ей казалось, что если она отогреет их – мать очнется и станет прежней…

– Его надо убить! – твердо повторила Иродиада и строго поглядела на Саломею, принуждая подчиниться своей воле.

– Нет, мама! Нет! За что ты так его ненавидишь? – исступленно выкрикнула Саломея.

– Он очернил перед народом меня и Ирода! И призывает народ восстать. – Глаза Иродиады расширились от гнева.

– Я слышала его. Это неправда, – слабо возразила Саломея, но в душе согласилась.

– Ты защищаешь врага, как трусливое и ничтожное создание! – резко произнесла Иродиада. Она с яростью вырвала свои руки и вскочила, как ужаленная.

– Если ты не попросишь у тетрарха голову Иоанна, я тебя не прощу. Ты предала меня и должна заслужить прощение. Не сделаешь – я откажусь от тебя. И выгоню из дома как последнюю собаку. Поняла? – гневно спросила Иродиада и направилась к двери. Обернувшись на Саломею, она проговорила:

– Если сделаешь это, я прощу тебя и буду любить, как прежде. – Голос матери изменился – стал задушевным и ласковым. Лицо ее смягчилось. Саломея подняла на мать залитое слезами лицо. Сердце ее болезненно сжалось.