Мы добрались до тупика в этой тусклости. Я прижимаю пальцы к стене и киваю. Я ощущаю разницу между этой стеной и теми, что стоят по обе стороны. Эта предположительно должна быть дверью, хотя на ней нет ручки и, насколько я могу судить, нет замка. И мой фокус с превращением инспайра в ключ здесь не сработает.

– Как думаешь, ты можешь пройти сквозь это? – спрашивает Самсон.

– Не знаю. Мне кажется…

Я зову инспайров, что прячутся за дверью, но они не хотят отвечать мне. И это отличается от тех случаев, когда я просто неправильно использую свой Иммрал. Инспайры словно бы активно отворачиваются от меня; они будто боятся прислушиваться к кому-то.

– Я не могу. Думаю, они отвечают только Мидрауту.

Самсон хмурится:

– Может, я не слишком в этом разбираюсь, но ты могла бы сделать то же, что сделала там, наверху, для того мальчика?

– Зачем?

– Просто попробуй.

Я беру немножко из моего маленького запаса инспайров и снова превращаю их в птичку. Воробей подлетает к стене и клюет ее в поисках зернышек. Сначала ничего не происходит. А потом…

– Вот! – шепчет Самсон. – Ты видела?

Дверь не поддается, но начинает мерцать, как перламутровая, как будто инспайры внутри отвечают птице.

– Попробуй еще что-нибудь.

Я создаю бабочку, белку и еще – просто так – маленького дракона, который выдыхает не огонь, а разноцветный сахарный горошек. Дверь светится сильнее, вроде бы откликаясь на сотворенные мною сны. А потом она, как шоколад, что тает под горячим соусом, оплывает и превращается в инспайров.

– Как ты догадался? – спрашиваю я.

– Я подумал, что здешним инспайрам нужно напомнить, чем они должны быть.

Комната за дверью, скорее, похожа на шкаф, так что, хотя Самсон старается дать мне как можно больше места, я обнаруживаю, что мое лицо оказывается слишком близко к его груди, и это неловко. От Самсона пахнет корицей и перцем. Тепло его тела в холодном помещении заставляет меня трепетать.

И вдруг – какой-то мерцающий свет, а потом из воздуха возникает нечто…

Это самое удивительное из всех деревянных изделий, какие только мне доводилось видеть. Куб красного дерева, со всех сторон инкрустированный черной смолой – она обвивает его, как лава.

– Коробка-головоломка, – говорит Самсон, проводя рукой по кубу. – Крышка останется скрытой, если ты не нажмешь на нужные точки в правильном порядке… Мне никогда не удавалось подобраться достаточно близко, чтобы увидеть это.

Я переворачиваю куб, но, как ни стараюсь, не могу найти где-нибудь что-то вроде кнопки или рычага. Потом делает попытку Самсон, с тем же успехом.

Инспайры, которые до этого момента парили свободно, начинают вибрировать. Самсон тоже это чувствует.

– Он меняет расстановку, – говорит Самсон. – Дерьмо. Нужно уходить.

Он прячет куб под униформу стража. Мы идем обратно сквозь серое пространство, но стены уже колеблются.

Мы проскакиваем между ними, но той дороги, по которой мы пришли сюда, уже не существует. Самсон пытается вывести нас через правый поворот, но абсолютная одинаковость всего вокруг делает невозможным найти выход.

– Самсон, остановись! – выдыхаю я.

– Не могу, – отвечает он, и я впервые слышу в его голосе нотку паники. – Я не могу здесь застрять. Я не могу!

Я кладу ладонь ему на спину, и Самсон оборачивается и хватает мою руку, придавая сил нам обоим.

– Ладно, – говорит он. – Я понятия не имею, где мы находимся. Давай действовать методом исключения. Вижу впереди три прохода.

Я киваю:

– Давай начнем с левого.

Так мы и делаем, но вскоре оказываемся в тупике – на этот раз самом настоящем.

Мы возвращаемся и пробуем средний проход.

– Я что-то слышу, – говорит Самсон.

Мы прижимаемся к стенам. Я чуть не падаю, споткнувшись, но Самсон вовремя подхватывает меня. И очень кстати, между прочим, потому что мы уже чуть не рухнули в огромное помещение, битком набитое живыми существами.

Вниз, в сводчатый зал, ведут ступени – а в зале стоят рядами сотни людей. Они молчат, и, если бы не тихий шорох, который раздается при их легких движениях, их можно было бы принять за манекены. В зале пульсирует знакомая энергия – та самая, которую я чувствую, когда погружаюсь в глубины своего сознания, чтобы получить доступ к своему Иммралу.

В дальней стороне этого пространства звучит гонг. Басовая нота повисает между стенами.

Энергия, исходящая от рядов людей, меняется. Я чувствую, как они, словно губки, впитывают в себя окружающих их инспайров и, делая это, тоже начинают меняться. Некоторые раздуваются, некоторые вытягиваются вверх, но все так или иначе увеличиваются. Их человеческая кожа лопается, как скорлупа ореха, и ее поглощают существа, что скрываются под ней. Там, где только что были плечи, разворачиваются крылья; из позвоночников выскакивают хвосты. Ничто уже не напоминает человеческие лица. Вместо них остаются гладкие овальные головы с глубоко сидящими глазами-точками. И все покрываются металлической кожей.

Я уже видела однажды таких тварей – в книге в госпитале. В той книге говорилось об ассасинах, душах и убийстве. И так изображались трейтре.

Автор той книги в госпитале утверждал, что во всем Аннуне существует не больше тридцати трейтре, – но здесь их должно быть по крайней мере три сотни.

– Разве такое возможно? – в ужасе произносит Самсон.

– Это же целая армия, – бормочу я.

– Надо идти.

Самсон пытается потянуть меня назад, но я застыла, как прикованная к месту. Я прежде гадала, как могло случиться, что харкеры не замечали трейтре, но теперь я понимаю. Трансформация заняла всего несколько секунд, а до того момента каждый из монстров выглядел как обычный человек. И просто невозможно было выделить этих людей из толпы сновидцев – до того самого мгновения, когда они перерождались. У патрульных не было ни единого шанса.

В дальнем конце зала один из трейтре прогуливается длинными шагами. И если остальные трейтре медные, или серебряные, или бронзовые, то этот являет собой холодное сверкающее золото. И у него нет огромных отвисших челюстей, как у некоторых, – вообще-то, непохоже, чтобы у него имелся хоть какой-то рот. И он, может быть, не самый огромный из всех, но он двигается с такой точностью и грацией, что легко понять, почему он главный. Кое-что из того, что записала в своем дневнике мама, заставляет меня похолодеть. «Золотой трейтре пришел за мной сегодня». Не эта ли самая тварь убила всех тех рыцарей пятнадцать лет назад? Не это ли существо убило маму?