В наш первый день в средней школе мы с Олли вошли туда, крепко держась за руки. Я это помню, потому что на стене в коридоре до сих пор висит сделанный папой снимок: я отвернулась от объектива, мой небесно-голубой плащ развевается на ветру. Олли весело улыбается папе, как бы говоря: «Мы отлично проведем время». Но то был последний день, когда я чувствовала себя по-настоящему счастливой.

Вечером, сидя одна в своей комнате, я позволила себе признать то, что отрицала долгие годы.

Мне нужен Олли.

Но куда горше то, что я начала осознавать: расстояние между нами, пожалуй, в конце концов было создано не одним только моим братом. Да, он отдалялся от меня, но на каждый его шаг я отвечала прыжком в противоположном направлении. Я защищалась, но, возможно, воздвигнутая мной стена была слишком высокой, слишком широкой. Возможно, мне следовало дать Олли хоть какой-то шанс…

Когда я вошла в Тинтагель и впервые после нашей ссоры увидела брата, я мгновенно заметила, что между нами что-то изменилось. В конюшне он молча придержал поводья Лэм, когда я садилась в седло. Если Олли болтал с кем-то, когда нам объясняли что-то важное, я хлопала его по ноге своим ятаганом, вместо того чтобы наслаждаться тем, как он путается, когда учитель задает ему вопрос.

Давнее чувство обиды начало таять. Мы поняли… нет, я теперь понимаю лучше, что на самом деле происходило весь прошлый год. Каждый раз, когда Олли возвращался домой поздно, грязный и озлобленный, это было не потому, что он развлекался с Дженни и ее бандой, а потому, что они издевались над ним. Я вела себя легкомысленно, но ведь на самом деле никто лучше меня не знает, каково это – когда твои лучшие друзья восстают против тебя. Я начинаю видеть, что Аннун для Олли – такой же способ бегства из Итхра, как и для меня. Аннун защищает нас обоих, каждого на свой лад, а мы завидуем друг другу из-за той роли, которую играет здесь каждый, потому что хотим иметь все это только для себя.

Но понимание не повернет время вспять. Мы уже не можем вернуться к прежней дружбе, той, что была давным-давно. Но мы можем выстроить нечто новое – скорее официальное, чем дружеское. Олли может быть пусть не товарищем, но ровней. Поэтому, когда мисс Ди велит нам однажды ночью следовать за ней, мы киваем друг другу, как коллеги, идущие на некую важную встречу.

– Вас хочет видеть лорд Элленби, – говорит мисс Ди, ведя нас через аптекарский огород и мимо конюшен.

Лэм щиплет траву рядом с конюшней и тут же торопится ко мне.

– Прости, девочка, – говорю я ей. – Не могу задерживаться.

Лэм выглядит расстроенной тем, что ее внимание не вознаграждается морковкой или хотя бы почесыванием. Мисс Ди ведет нас дальше, пока мы наконец не останавливаемся под окном кабинета лорда Элленби, и стучит по стене. Я не знаю, почему я удивлена тому, что камни раздвигаются, открывая тайную дверь. Тинтагель не был бы настоящим замком, не будь в нем несколько потайных входов.

– Ну, вперед, – говорит мисс Ди, нетерпеливо подталкивая меня и Олли.

Но сама она за нами не идет. И прежде, чем я успеваю сказать хоть что-то, дверь закрывается, и мы оказываемся в темноте. Вокруг оживают маленькие лампочки инспайров, освещая короткую лестницу и другую дверь в ее верхней части. Олли одним прыжком одолевает лестницу и на мгновение прижимается ухом к двери.

– Что-то слышно?

Олли качает головой и стучит. Через несколько секунд лорд Элленби открывает дверь и отступает назад, позволяя нам войти в его кабинет.

– Спасибо, что пришли, – говорит он, жестом предлагая нам сесть на стулья перед его столом.

Он ждет, пока мы устроимся, и только тогда снова заговаривает:

– Несколько недель назад дагонеты привели в замок группу сновидцев. Вы знаете, как я догадываюсь, что над этими сновидцами проводил эксперименты Себастьян Мидраут.

Я киваю. Теперь уже всем известно, что люди с отрезанными языками – дело рук Мидраута.

– Но то, что я собираюсь сказать вам теперь, информация не для всех. Об этом знают только самые доверенные лейтенанты. Дагонеты совсем не случайно натолкнулись на тех сновидцев. Их освободил из крепости Мидраута некто, уже некоторое время работающий здесь под прикрытием. Капитан рыцарей Самсон. Он вывел их с большим риском для себя, и я уже несколько дней ничего о нем не знаю.

Мое сердце ускоряет бег. Самсон, тот человек, который в одиночку вошел в дом, полный вампиров, и выжил, чтобы рассказать об этом. Самсон, таинственно отсутствующий с тех пор, как я впервые попала в Тинтагель.

– Мне нужен кто-то, кто поможет его найти, – продолжает лорд Элленби. – Я не заставляю ни одного из вас. Я прошу вас проникнуть в крепость человека, обладающего одним из самых извращенных и мощных умов, какие только видел мир. Я прошу вас сделать это самостоятельно, чтобы избежать внимания. Я пойму, если вы откажетесь. Но Самсон уже слишком много рисковал, и мне хочется увидеть его живым, если возможно. И вы двое – моя главная надежда на это.

Его взгляд спокоен, голос звучит ровно, но все это настолько похоже на мольбу, насколько вообще можно ожидать от лорда Элленби. Я думаю о том, чего он просит; думаю о том, что я ведь видела сотворенное Мидраутом, и о том янтарном монументе, совсем недалеко от того места, где я сейчас сижу, – монументе, наполненном оружием жертв Мидраута. Но я знаю и то, что я не готова. Мне нужно еще потренироваться. Мне нужно больше времени.

Я смотрю на Олли и вижу на его лице точно такую же панику. Потом вспоминаю малыша с отрезанным языком; старушку, чей разум уже никогда не станет прежним; мою маму.

– Конечно, мы это сделаем, сэр.

Вот только как – одному богу ведомо.

Похоже, моя первая миссия может стать моей последней миссией, если мы упустим хоть что-то из того, что говорит нам лорд Элленби.

– Мы узнали, что Мидраут около года назад захватил для себя здания Королевского арсенала, – поясняет лорд Элленби. – И я решил, что куда лучше воспользоваться умом и хитростью, чем предпринимать нечто вроде нападения толпы камикадзе.

Королевский арсенал был некогда комплексом военных складов, он величественно стоит на южном берегу Темзы, к востоку от Королевского парка в Гринвиче. В Итхре эти склады давно превратились в жилые дома, но в Аннуне они в основном оставались верными своей истории, пока не явился Мидраут.

Нас с Олли освободили от тренировок на время, необходимое для возвращения Самсона. Мы сразу отправились в конюшни, чтобы сесть в седла и выехать из нашего замка, не останавливаясь. Харкеры опустили мост, не задавая нам вопросов. Видимо, их предупредили.

Я думала, что почувствую свободу, выехав в обычной одежде, – но за последние месяцы в какой-то момент униформа рыцаря стала драгоценным символом признания. Олли молча едет рядом со мной. Когда молчание начинает давить, я достаю из седельной сумки свой шлем и натягиваю на голову.