Как раз все закончила. Сидела на кухне, точила нож… И услышала, как он заходит. Даже не удивилась. Но на секунду, только на одну секундочку, засомневалась: сдюжит ли? Так он, зараза, прямо сразу ее раззадорил, и кошка эта все ходила, ходила кругами, мутила мозг. Но была ли она явью, Владлена уже сомневалась.

Она для Коленьки старалась, так старалась. Чего ему не хватало? Вся без остатка вкладывалась, во всем его поддерживала, почти на преступление пошла. Мысли грустно булькали, перетекали в голове по гашенным медикаментами извилинам. Нервов не задевали, проецировали плавную перманентную тоску.

В Ярославле на станции купила у предприимчивых хозяюшек кусок жареной куры, с утра ни крошки во рту не было, и, не удержалась, приобрела самую дешевую бутылочку пива. Хотя пить ей врачи запретили. Да еще велели отмечаться в районной поликлинике. Позор-то какой. Психованная она теперь получается. А если слух пойдет? Только бы с работы не погнали. Темно за окном, и темно на душе. Когда за окнами поезда уже видны стали только черные очертания деревьев да фонари на пролетающих станциях, Владлена смотрела на свое отражение в стекле. Везде складки, везде — и у губ, и на подбородке, и на лбу. Волосы сальные, забраны в бессменный пучок. Олимпийка до ворота. В ней забрали, ее и выдали при выписке. Ничего нового себе не покупала, все для сыночки. И адвокат привез куртку. В ней в конверте с надписью «расчет» лежали деньги. А так бы пришлось идти к нему на поклон, унижаться, просить хотя бы на билет. Они не виделись, но завхозша сказала. Заботливый, едрить твою мать. Деньги забрала, а в ответ, на всякий случай, оставила в том же конверте адрес свой и записку с просьбой, если возможно, позаботиться о Коле. Да вряд ли адвокат станет ее слушать.

И вот теперь она старая, больная, одинокая собака. Фасовщица на фабрике, общежитие и бесплатный обед по талону. А могла бы быть дачка, огородик. Она уже поверила, все к этому шло. И шут с ним, даже если потом на адвоката переписала Ольга, все равно он и жить разрешил, и квартирой пользоваться. А это же какая экономия. Что ж бес-то так ее попутал? Все ради сыночка. А сыночек этим бесом-то и оказался. Чуть что, недоволен, делается злой, кидается, орет. А для нее хуже нету, сразу такая тоска, такая тоска. Все сделает, лишь бы Николашенька был доволен.

В тот день, когда к ней пришел сын и изложил свой план, Владлена не на шутку перепугалась. Ее Коленька, отличник, активист, — как все это могло прийти ему в голову? Она-то думала, протянут как-нибудь лет пять с ее помощью, он выучится, выйдет в люди, и заживут по-человечески. Но ему хотелось всего и сразу. Думал об этом, искал ходы. И нашел. Профессора, Ольгиного мужа, Григория Юрьевича Гаврилова, по стечению судьбы их однофамильца, приглашали читать лекции в Колином институте. И в один день студентам сообщили, что он умер. Повесили в холле фотографию и сказали, кто хочет, может попрощаться. Написали, где и когда пройдут похороны. Коля и поехал. Народу много было. Среди толпы затесался. Кое-что узнал про профессора, а потом и про Ольгу. И в голове созрел план:

— Мать, у него жена одна осталась. На похоронах плохо ей стало. С сердцем точно проблемы. Долго не протянет. Может, познакомишься, войдешь в доверие. Глядишь, и нам что перепадет. К тому же фамилии одинаковые.

— Господи, сынок, одумайся, что ты такое говоришь?

— Мать, ты что, хочешь всю жизнь по чужим домам подавалкой шарашить? А так, если к ней как следует в доверие втереться, может, она тебя и возьмет. Такая барыня, ты бы видела. Наверняка посуду сама не моет. И дело заодно состряпаешь.

— А может, у нее уже кто есть, если она барыня. И потом я думала, что ты выучишься, женишься, и я буду с внучками нянчиться, а вы с женой работать.

— Хорошо ты распланировала. Молодец! Хочешь, значит, сесть мне на шею. Поедешь на кладбище или нет?

— Коленька, ну я не могу так вот сразу.

— Мать, хорош пожиже разводить. Сорок дней стукнет, поедешь на кладбище, его жена наверняка там будет. Познакомишься, скажешь, мол, дальняя родственница. И дело в шляпе. Она нам все завещает.

— Так, а если она проживет еще двадцать лет?

— Будем действовать по обстоятельствам. Короче, у тебя еще есть месяц морально подготовиться, а я поподробнее попробую все узнать. Такой шанс судьба один раз дает. Если откажешься, я сам что-нибудь замучу. Но тогда на мои деньги не претендуй.

Очень горько было ей после этого разговора. Несколько дней плакала. Все крутила, крутила в голове Колины слова. Обидно-то как: на мои деньги не претендуй. И для кого старалась? Переезд затеяла. Потом вроде стала примиряться. С Колей понемножку план обсуждала. Он смягчился. Даже конфет купил ее любимых как-то, потом торт принес. А что, родные люди, случается, и ругаются. Не может идти все гладко. В конце концов и на кладбище съездила, посмотреть, как там и что. Могилу нашла. Цветы свежие от барыни лежат, все прибрано. И решила Владлена — ничего плохого она не делает. Легенду состряпали. Попробует, а там как получится.

Дальше легче пошло. К счастью, Ольга ей совсем не приглянулась своей мягкотелостью, барскими интеллигентскими манерами, ноющими интонациями, деланым дружелюбием и тошнотворной вежливостью. Своей любовью к кошке. Людям жрать нечего, а она носится с этой скотиной, как с писаной торбой. Да и кошка та зыркает на Владлену злобно так. Ловко она тогда придумала адвокату дерьмо Лялькино подкладывать, когда узнала, что завещание на него пишется. Коленька смеялся: «Ай, мать, малацца!» И за результат похвалил. Самой ей, в общем, неплохо там жилось. Ела и спала вволю, зарплату получала хорошую исправно, сериалы любимые смотрела. И у Коленьки в городе квартира, за которую не надо платить. Ну, бесила ее Ольга, так все же хорошо не бывает. Жила, что называется, дай бог каждому. Так бы и протянули до конца института. А там, глядишь, и сбылись бы Владленины мечты, и все случилось бы по ее. Коленька хороший, это у него просто всплеск был. Переутомился, может, в институте, да подрабатывал еще.

Владлена вздохнула. Это она тогда думала, что подрабатывает, а на самом деле в казино ходил. Да еще и в подпольное. Покрутилась на жесткой полке. Прямо так и легла в одежде, не чистивши зубов, не умывшись. Только сходила в грязный туалет, где рукой страшно к стене прикоснуться, придержаться, чтобы не упасть, стоя ногами на железном стульчаке. Подушка впивалась комьями в голову, в больнице и то помягче была. Как там сейчас ее сынок? Может, он и грустит по ней. А по кому ж еще ему грустить? Она и не знала никого, — ни друзей, завел ли подружку? Всю ее жизнь дача поглотила да ожидание наследства. Хотя спрашивала ведь, когда приезжал, но Коля никогда ничего не рассказывал: работа, институт, дом.

Шло вроде все гладко. А потом смерть Ольги, казалось бы, когда все должно было уже завершиться в их пользу и которой они ждали, но она все же для нее, Владлены, наступила неожиданно, смерть эта. Где, в чем был сбой, Владлена понять не могла. Сама ли Ольга переписала завещание, или адвокатишка намутил, сейчас об этом не узнать. Только все понеслось под откос. И голова Владлены не выдержала напряжения. Одна, осталась одна… — стучали колеса. — Кто теперь позаботится о ней в старости? Увидит ли она когда-нибудь внуков? «Да ладно, хорошо, что еще ноги передвигаю. Привыкну. Я не из нытиков. Сдюжу еще немножечко».