Мимоходом упомянув жуткий скандал, связанный с женитьбой сына Павла, Константина – будущего императора, на французской актрисе Кларе де Лоран, и кратко описав его недолгое правление, Эдик распелся соловьём, живописуя достижения страны при внуке Павла, Константине II Инженере. Этот период истории он знал превосходно. Поведал про созданный Константином ракетный баллистический маятник, про строительство первого в России завода по производству боевых ракет; не забыл и о применении в боях воздушных шаров, оснащённых реактивной тягой, и об изобретении торпед.

К концу его рассказа вернулся из Смоленска полковник Хакет с неутешительными вестями: хотя эпидемия здесь и закончилась, заходить в город всё же опасно. Кощей, утомлённый речами Эдика, лёг спать. Отец Мелехций предложил Хакету сесть и сказал ему:

– Полковник, у этого парня отличная память. Он такое рассказал, о чём даже я не знал. Вам будет интересно. – И попросил Эдика повторить про технические достижения времён Константина Инженера. Эдик повторил, и даже более подробно, а потом поведал о всенародном горе в день смерти императора в январе 1871 года, о царе Николае I Константиновиче и победоносной войне с Японией, о коварстве французов, о союзе англичан с американцами против России и дошёл до своей императрицы Анастасии.

– Она уже старенькая, – как бы извиняясь, сказал он. – Поэтому теперь у нас мало побед.

– Это всё поправимо, – улыбнулся Эдику полковник и посмотрел на о. Мелехция. – Могло быть хуже.

– Мы исправим положение, – мягко, но уверенно подтвердил о. Мелехций.

Большим удовольствием для Эдика стали военные занятия, которые полковник Хакет ввёл в их ежедневное расписание. Он учил его владеть мечом и шпагой, боксировать, незаметно подкрадываться к врагу. Он заставлял его отжиматься, подтягиваться, бегать.

Места эти были малонаселёнными, но кое-кто тут всё-таки жил. А полковник Хакет обладал удивительным умением так расположить к себе людей, что те с удовольствием отдавали ему и деньги, и вещи. Но время от времени встречались недружелюбно настроенные типы; для разговора с ними Хакет иногда звал Эдика – вот ему новые умения сразу и пригождались.

А Кощей вёл нескончаемые беседы с о. Мелехцием. Интересно было наблюдать эту парочку. Стараниями Хакета одетые в одинаковые рясы, обстриженные одними и теми же ножницами, одного роста и телосложения, они были почти неотличимы, только цвет волос разный. Шагали размеренно сзади, вложив ладони в рукава, и бормотали. Эдик, изредка оборачиваясь к ним, только диву давался, улавливая краем уха, как они перескакивают с русского на латынь, а с латыни на арабский.

– О чём ты с ним говоришь? – спросил он однажды Кощея, когда они были наедине.

– Обо всём. Удивительные дела творятся! Эти двое не ходоки, они попали сюда посредством машины, сиречь механизма, руками сделанного. И всё же они дальние, а мне интересно, как изменяется понимание людьми Божественного Писания. Я ить его от самого начала знаю.

В другой раз Эдик оказался наедине с о. Мелехцием и спросил его о том же. Тот ответил:

– Я медиевист, специалист по Средневековью. А этот твой древний соотечественник, Аникан, которого ты Кощеем зовёшь, просто кладезь языческих заблуждений. Я получаю искреннее удовольствие от бесед с ним.

Но о. Мелехций немало времени проводил и в разговорах с Эдиком, экзаменуя его на знание истории.

Год катился в осень.

– Нам надо успеть в Ренн к ноябрю, – говорил Хакет. – Там будет неплохая драчка. Я её две жизни искал.

И он объяснил Эдику, что историки, зачастую не зная реальной даты того или иного события, ставят «договорную» дату, то есть такую, о которой сговорились между собой. И дальше уже никто не думает о хронологии.

– Та драчка, в которой я хочу поучаствовать, считается самой знаменитой битвой Столетней войны. Она произошла одиннадцатого ноября, а её приписали двадцать седьмому марта, да ещё продублировали: будто она же случилась потом через несколько лет, в октябре. Но я дату узнал точно: мне встретился gerostrat,[32]который там бился.

Они уже прошли Краков, и был шанс успеть.

В эти же дни случилась перепалка между Хакетом и Кощеем. Полковник, в отношениях с женщинами совсем не джентльмен, постоянно искал себе приключений, и однажды решил включить «сладкую осаду» в курс обучения Эдика. Тут-то старик и взъярился:

– I am really quite surprised at your behaviour,[33]– сказал он Хакету. – Ты служишь в темпоральной страже, а нарушаешь завет. Ходоку детей заводить нельзя! Сам, коли невтерпёж, гуляй, ты ходок не настоящий, но тянуть сего Эдика в деяния, рождению детей споспешествующие, да ещё и детей, о которых он знать не будет и обучить их правилам завета не сможет, я тебе не дам!

К удивлению Хакета, о. Мелехций поддержал Кощея:

– Полковник, – сказал он, – я буду вынужден доложить начальству, что вы провоцируете объект разработки к нарушению баланса сил.

– Ах чёрт! – стукнул полковник себя по лбу. – В самом деле! Но я же не знал, как они размножаются.

– Вот и я не знал, – усмехнулся о. Мелехций.

На битву они всё-таки опоздали, хоть и добыли в сутках езды от места сражения двух лошадок, и скакали во всю прыть, чтобы успеть к дубу Ми-Вуа близ поля ракитника между Жосленом и Плоэрмелем, – оставив своих «монахов» пить вино в местном кабачке. Они, строго говоря, успели, но только к самому концу, когда победители-французы уже вязали пленных. К счастью, вокруг собралась внушительная толпа фанатиков – крестьян, бродяг, ремесленников и слуг, сторонников и той, и другой стороны, собиравшихся пустить в ход колья и передраться между собой. Они-то и рассказали Хакету, что тут было.

Битву наметили как пеший поединок между маршалом Робером де Бомануаром с тридцатью французами с одной стороны и сэром Ричардом Бэмбро с тридцатью англичанами – с другой. Но если французов действительно было тридцать, то англичан приехало только семеро, а остальные оказались наёмниками из разных княжеств, да и сам сэр Бэмбро был бранденбуржцем.

Сначала дрались врукопашную, и так жестоко, что погибли четыре француза и два англичанина, включая самого Бэмбро. Объявили перерыв. Затем, когда бой возобновился, один из французов поступил неблагородно: сел на лошадь и наехал ею на англичан. Семеро из них упали, и этого оказалось достаточно: французы, едва не проигравшие сражение, накинулись на упавших и всех их перебили, а остальных взяли в плен.

Хакет был вне себя. Но ввязываться в одиночку в сечу с несколькими десятками разгорячённых победой французских рыцарей не стал. Он сорвал свой гнев тем, что разогнал ножнами меча всех их сторонников из числа черни. А потом они с Эдиком поехали прочь.

– Я ещё сюда приеду, – бурчал Хакет, трясясь в седле. – Тогда нас тут окажется уже двое, и эти мерзавцы увидят, каковы настоящие англичане.