По официальным данным, сообщенным биографами, самой Софьей и Яковом Свердловым, в Кремле было принято решение предоставить Дзержинскому отпуск, чтобы он мог поехать к своим близким. Свердлов утверждал, что добился на это согласия Ленина после того, как побывал в кабинете Феликса на Лубянке, где увидел не человека, а развалину. И он подумал, что только в кругу семьи у Дзержинского сможет нормализоваться образ его жизни.

В действительности значительно более важным был немецкий вопрос. В государстве Вильгельма II начинается революционное волнение. Руководители социал-демократов Люксембург, Либкнехт и Тышка еще сидят в тюрьме, но есть шанс выйти на свободу по амнистии, и даже создались условия для свержения монархии, то есть осуществить государственный переворот, как в России. В такой обстановке Дзержинский в октябре едет в Швейцарию, чтобы после восьмилетней разлуки, наконец, увидеть жену и ребенка. По пути он заезжает в Берлин, где встречается с советским послом Адольфом Иоффе. Он передает послу информацию об убийстве царской семьи – все-таки жена Николая II Александра Федоровна была немкой.

Дзержинский путешествует в сопровождении чекиста Варлаама Аванесова, обритый наголо, под фальшивой фамилией Доманский, потому что в Западной Европе шеф Лубянки уже узнаваем. В Берне они с Аванесовым останавливаются в гостинице при вокзале. После десяти вечера Феликс идет к дому, где живут Софья и семья Братманов, и насвистывает несколько тактов из оперы Гуно Фауст. Это условный сигнал социал-демократических конспираторов. И вот – объятия и слезы. Для семилетнего Яська это слезы страха, так как он не узнаёт отца, которого видел только на фотографии. Феликс привез сыну из Берлина огромную коробку – металлический «малый конструктор». И надо же обстоятельствам сложиться так, что впоследствии Ян окончит институт с дипломом инженера-конструктора.

Софья взяла отпуск и втроем они поехали на несколько дней в Лугано. В поезде до Люцерны они сидели одни в купе. «Трудно описать радость и счастье сына и отца, когда, сидя рядом друг с другом, они разговаривали и играли, – вспоминала Софья. – Ведь впервые в жизни они были вместе. Феликс рассказывал Ясику интересные и смешные истории, учил его фокусам и разным штучкам, а Яська смеялся до упаду».

В Лугано они остановились в гостинице на берегу озера. «Здесь мы совершали прекрасные прогулки пешком и на лодке по озеру. Феликс очень любил грести, а я правила. Мы сфотографировались на берегу озера. В один прекрасный день мы поехали на подвесной дороге на вершину ближайшей горы [Сан Сальваторе], где провели несколько часов»397.

Когда в один из дней они садились на пристани в лодку, к берегу пристал пароход. На палубе Феликс увидел бывшего британского посла Роберта Б.Локхарта, которого лично допрашивал на Лубянке и выдворил из России.

Но в Лугано англичанин его не узнал. Если бы это случилось, он немедленно попал бы в руки швейцарской полиции. А заполучить шефа советских спецслужб, который вместе с семьей наилучшим образом отдыхает на швейцарском курорте, было бы большой удачей для западных разведок!

Феликс приходит к выводу, что еще не время перевозить семью в Россию – учитывая прежде всего состояние здоровья сына, которому трудно было бы обеспечить необходимую медицинскую помощь и хорошее питание в голодающей Стране Советов. Поэтому 25 октября он уезжает из Берна один, через Берлин в Москву. Когда он возвращается в Москву, как раз заканчивается второй месяц красного террора. В Петрограде свирепствует стоящий во главе городского Совета Григорий Зиновьев; он проявляет исключительное усердие, он первый по числу арестов и расстрелов. В Москве старается с ним сравниться Лацис. А Ленин встречает Феликса словами: «Где ты шляешься, когда у нас здесь полно работы!». А Ясик спустя годы запишет, что неделю, проведенную с отцом, он запомнил лучше, чем все четыре года своего пребывания в Швейцарии.

Заканчивается первая мировая война, рушатся две великие державы: Австро-Венгрия и Германия. В государстве Вильгельма II разгорается ноябрьская революция, а в Швейцарии в связи с этим начинается паника. Власти считают коммунистов главной угрозой и немедленно выдворяют из страны сотрудников Советской миссии. Полиция приходит и в дом к Дзержинской и Братманам, производит обыск, реквизирует письма Феликса, не зная, однако, кто является их отправителем, и через несколько месяцев возвращает их Софье. У дома начинают крутиться шпики. Хозяйка дома не выдерживает напряжения и отказывается продлить полякам наем жилья. Им приходится переехать в Народный дом[17]. Большая группа социалистов интернирована, но никто не знает, что Софья – жена председателя ВЧК. Она подает в представительство Польши прошение о разрешении ей вернуться на родину, но разрешение получает только сын Ян. Находясь под постоянным наблюдением местных агентов, она решается ехать в Советскую Россию. Там продолжается гражданская война, царит голод, бушуют эпидемии, но в охваченной революциями Европе, правители которой усиливают рестрикции в отношении коммунистов, также небезопасно.

В середине января 1919 года из Базеля через Германию движется опломбированный состав. В нем возвращаются домой русские военнопленные. Среди них коммунисты, а также Софья с сыном. Они получают место в поезде благодаря помощи Сергея Багоцкого, представителя Советского Красного Креста (свидетеля на свадьбе Дзержинских в Кракове). Социал-демократическое правительство Германии боится радикальных социал-демократов – 15 января были убиты Роза Люксембург и Карл Либкнехт – поэтому поезд останавливается только вдали от станций, а пассажирам запрещено покидать вагон. Сопротивляется и молодое польское государство: поезд направили сложным путем через Пруссию на Кенигсберг, оттуда в Белосток и в направлении Минска. Там все пересаживаются в советский состав. Женщин с детьми разместили в "теплушке", то есть отапливаемом вагоне, так как на улице мороз минус двадцать градусов. Наконец, в субботу 1 февраля, пробыв в пути две недели, Софья с Ясиком прибывают в Москву.

На Александровском вокзале их ждал Феликс, только что вернувшийся с восточного фронта. Поздоровались – и он оставил их на какое-то время одних, потому что должен был заняться прибывшими тем же поездом пленными.