– Нет! – заорал мужчина, склоняясь над девушкой. Дрожащие пальцы подлезли под шлем и прижались к шее, надеясь уловить пульс. – Слава, нет. Зачем?

В этот момент воздух прорезали истошные вопли сирен «скорой помощи» и ГИБДД. Юрий обернулся, увидел белые халаты и замахал врачам.

– У неё есть пульс, – крикнул он, и в ту же минуту его отбросили в сторону, чтобы не мешал.

Потеряв здравый смысл и вообще способность соображать, он тупо смотрел, как кружат над Славой медики. Подъехавшая вторая бригада занялась человеком в пиджаке. Полицейские делали свою работу: опрашивали свидетелей, что-то измеряли, обыскивали мотоцикл и одежду потерпевших, фотографировали. К Юрию тоже подошли с вопросами. Он машинально ответил, не отводя взгляда от Славы. Заметив, что её погрузили на носилки, он оттолкнул полицейских и дёрнулся за медиками.

– Я с вами. Я её друг. Она не сможет дышать без меня, – орал он, как полоумный.

Над ним сжалились, поняв, что он не реагирует на отказ. В машине ему сделали успокоительный укол. Стеклянными глазами Юрий смотрел на безжизненное тело Славы и проклинал всех подряд, начиная с себя. Медик в нём умер, остался лишь обычный человек с убивающим душу страхом смерти.

– Можно? – спросил он разрешения взять Славу за руку. Его глаза, полные слёз и отчаяния, могли разжалобить кого угодно.

– Можно, – кивнул молоденький врач. – Мы успеем.

«Успеем. Куда успеем? Одна уже успела. Слава, зачем? – вопрошал он, осторожно пряча её пальцы в своих ладонях. Все дни разлуки он дежурил во дворе, мотался по городу следом за Славой, держась на расстоянии, но так и не смог вычислить Егора. Зато увидел его сегодня вместе с ней возле кладбища. Они шли, держась за руки. Шлем на мужчине не вызвал и тени улыбки, лишь злость. На какой-то миг Юрию показалось, что Слава передумала, когда слезла с мотоцикла. Не передумала. Забралась на мотоцикл, как пассажир. Они разогнались быстрее преследователя. Потом он уже плохо помнил. Душа обвиняла в трусости, обзывала не мужиком и давила на сознание. Теперь его взгляд пугливо следил за подачей кислорода, робко скользил к интубационной трубке, косился на мониторы. Мозг считывал информацию отдельно от хозяина. – Давление низкое. Падает».

– Давай-ка в сторонку. Подъезжаем, – кто-то похлопал его по плечу.

Отпускать бледные безжизненные пальцы было невыносимо, но пришлось. В этот момент машина остановилась. Захлопали двери. Юрия безжалостно выкинули на улицу.

– Пожалуйста, спасите её, – прошептал он. – Спасите, умоляю. Пожалуйста.

Его не слышали. Носилки загрохотали к приёмному покою. Юрий побежал следом, но его дальше тамбура не пустили, заставив метаться в полумраке, как пойманного зверя, и стучаться в двери. Неожиданно одна из них поддалась, и мужчина влетел в помещение с ослепительно ярким светом. Сидевшая на стуле женщина с загипсованной рукой испуганно вжалась в стену.

– Что вам здесь надо? Как вы сюда попали? – раздался грозный голос. – Юрий Петрович?

Интонации в голосе поменялись.

– Что? Где? – завертел головой Юрий и увидел женщину средних лет. Она была смутно знакома.

– Юрий Петрович, что случилось? – женщина подошла ближе и схватила под локоть, насильно повела по коридору в кабинет, отделанный белым кафелем. – Садитесь.

Она слегка толкнула мужчину на кушетку.

– Что случилось?

– Авария. Привезли девушку. Владислава Гордеева… – промямлил он. Язык стал ватным. Сознание путалось.

– Сидите. Сейчас узнаю.

Женщина вышла из кабинета, оставив Юрия в одиночестве. В голове стало пусто: ни внутренних криков, ни стенаний, ни молитв. Глаза безучастно смотрели в стену напротив. В кармане зазвонил телефон, но рука не потянулась за ним.

– Юрий Петрович, слышите меня? – откуда-то из другой вселенной звал голос. – Юрий Петрович.

– Да, – шепнул он.

– Её готовят к операции. Сочетанные травмы, но сегодня отличная смена. Там второго привезли. Гарантий нет.

– Плевать на него…

– Как скажете. Вот, а теперь ручку мне, будьте любезны… – женщина затянула жгут на руке Юрия, нащупала вену, ввела иглу, ослабила давление и надавила на поршень шприца, заполненного прозрачной жидкостью. Потом прижала ватку со спиртом к месту укола и согнула руку в локте. – Отлично. Через пару часиков придёте в себя.

Он понял, что его укладывают на кушетку, но не сопротивлялся. Сознание заволокло туманом, сквозь который доносились голоса, звон инструментов. Когда он очнулся, было тихо. Тяжёлое тело давило на кушетку. Руки и ноги не слушались.

– Юрий Петрович, очнулись? Хорошо меня слышите? – спросила женщина в халате. Заметив, что он реагирует на слова, улыбнулась. – Прошло три с половиной часа. Операция ещё идёт. Вызвали нейрохирурга. Надежда есть всегда.

– А второй сдох? – спросил он, возлагая ответственность на надежду.

– Жив пока. Тоже в операционной. Но там без вариантов. Практикантов поставили. Им же тоже надо на ком-то учиться. А здесь сразу столько всего: и переломы, и разрывы внутренних органов.

– Пусть тренируются, – согласился Юрий, с трудом поднимаясь в сидячее положение. Голова плыла, но не сильно. – Вы кто? Я вас не помню.

– Вы выхаживали мою внучку. Ей уже три года, – улыбнулась женщина.

– А Слава спасала жизни таким, как ваша внучка, – с горечью произнёс он, словно это как-то могло повлиять на исход операции.

– И её спасут. У вас телефон без конца звонит.

Мужчина достал гаджет и проверил звонки. Надоедал Жилин. Отвечать не хотелось, но и в молчанку играть не имело смысла. Что бы ни случилось дальше, всё зависело от Славы.

В темноте таилась своя прелесть. Спокойно, пусто, тихо. Ничего не болело, ни о чём не думалось. Блаженное состояние неведения и невесомости. Славе оно нравилось, да так сильно, что хотелось остаться в нём навсегда. Поэтому когда первый раз тишину нарушил далёкий голос, всё её существо воспротивилось, а когда к нему прибавилась узкая полоска света, то и вовсе взбунтовалось, требуя вернуть мрак.

– Она сопротивляется, – вздохнул пожилой врач в ослепительно белом халате и колпаке. Он потирал свою безупречную короткую бородку и хмурил брови. Уже минут десять он стоял возле кровати в отделении реанимации и не мог принять решение. Ему не нравилось, что пациентка саботирует лечение. Её оперировали три лучших хирурга, фактически сохранили руку, собрали рёбра по кусочкам, исключив пневмоторакс, а она не собиралась выходить из медикаментозной комы и дышать самостоятельно. – И дело не в последствиях операции или сотрясении мозга. Его-то как такового и не было, что вообще удивительно при подобной аварии. Ощущение, что у неё внутри стоит психологический антивирус, который блокирует сознание. Она не хочет возвращаться в этот мир. Вы сами медик, так что понимаете, ей уже ввели все полагающиеся препараты. Я не знаю, что делать. Уговаривайте её. Первый раз такое, ей-богу. Молодая, сильная и такая упрямая. Ну и характер. Чего хотите, делайте, хоть целуйте, но разбудите, иначе дело дрянь.