Хорошо знакомая тоска заворочалась растревоженной гиеной, и Орм, сжав посох, осторожно глянул на вождя. Альмод растерянно переминался с ноги на ногу, видимо, не зная, что ответить.

— Мы не можем остаться, — Орм колебался, говорить ли, хотя сам не знал, что именно почуял. — Наши дороги разошлись, Севир. Равнин нам не видать, как собственных ушей, пора искать новое пристанище. Но ты помог нам в беде, и в благодарность я хочу предупредить тебя…

— Можешь не утруждаться, шаман, и без твоей прозорливости всё ясно. А вы бегите-бегите, крысы туннельные!

Альмод развернулся, собираясь уйти, но вдруг остановился и внимательно посмотрел на Севира. Не зло, не гневно, но с сочувствием, даже с участием.

— Не знаю, станет ли тебе легче, но я простил тебя за Ауд. Гнакхат дзмаа! Пусть Великая Мать бережёт тебя!

* * *

— Прошу, златоглазый, помоги! — Агот вцепилась в его рукав, как только Орм скрылся за дверью. — Я хотеть с тобой остаться.

Керс присел на корточки и, приобняв девчонку за плечи, заглянул в большие карие глаза:

— Тебе нельзя со мной, слишком опасно.

— Но почему? Я умею сражаться!

Какая же она забавная! Грустно улыбнувшись, Керс смахнул с её лба огненную кудряшку:

— Ты бесстрашная маленькая воительница, я знаю, но Орм твой отец, а уруттанцы твой народ. Не предавай семью, иначе будешь жалеть до конца своих дней.

«Жалеть так же, как жалею я…»

Девчонка хлюпнула носом и повисла у него на шее, едва не опрокинув на спину:

— Я вырасти скоро! Я ждать тебя буду, слышишь?

И вот что ей ответить? Сказать, чтобы ждала, что они ещё свидятся? У неё вся жизнь впереди и куда больше шансов быть счастливой там, со своими. Первые чувства всегда сильные, незабываемые, но она ещё ребёнок, и вся ответственность, случись с ней что, ляжет на его плечи.

— Послушай, Агот, — сняв хрупкие ручонки со своей шеи, Керс отодвинул девчонку от себя. — Я тебе не пара. Ты маленькая ещё, не понимаешь, но поверь мне, я не тот, кто тебе нужен. Я не смогу защитить тебя, я даже брата защитить не смог…

— Нет, неправда, ты хороший!

— Я не хороший, и я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Уходи, Агот, ты не нужна мне, ты будешь только мешать, — да, больно, да, тяжело, но перестрадает, перемучается и забудет всё, как кошмарный сон, зато останется со своими, в безопасности.

Её губки задрожали, глаза заблестели, вот-вот разревётся.

— Не нужна?! Так, значит? Я ненавидеть тебя! — она замолотила кулачками куда придётся, что-то выкрикивая на своём.

Пусть позлится, станет легче, пусть выплеснет обиду. Керс едва успевал прикрываться руками, даже не пытаясь прекратить её истерику, но это сделал Альмод, перехватив её ручонки и рванув в сторону.

— А ну успокойся! — рыкнул он на неё и легонько подтолкнул к шаману. — Забери её отсюда! Устроила тут…

Орм схватил Агот за локоть и что-то сказал на своём. Та закричала и попыталась вырваться, но куда ей тягаться с крепким стариком вдвое больше неё самой.

Смерив Керса хмурым взглядом, шаман, позвякивая посохом, потянул за собой рыдающую девчонку, а Альмод укоризненно поцокал языком им вслед:

— Дела-а! — и повернулся к Керсу. — Надеюсь, ещё выпьем вместе арака, друг.

— Как знать… Береги себя, вождь Серебряного Когтя. Быть может, и впрямь свидимся ещё.

— Керс! — рыжеволосая упёрлась ногами в землю, вынудив своего отца остановиться. — Я ненавидеть тебя, слышишь?! Не-на-ви-деть!

Ему хотелось попросить у неё прощения, забрать свои слова обратно, но вместо этого он отвернулся, чтобы не видеть её слёз. Агот должна быть со своими, а с ним она сгинет, как Слай.

— Не бери в голову, она ещё не понимает, — Альмод согнул руку в прощальном жесте осквернённых. — Хоть я и не верю в эту вашу суку, но… До или После, брат!

— До или После, — Керс ответил на прощание и, не в силах больше слышать надрывающиеся рыдания рыжеволосой, зашагал прочь не оборачиваясь. В дом возвращаться не хотелось, Альтера только и ждёт, чтобы отпустить очередную шуточку, наверняка же всё слышала.

Верилось с трудом, что в одном человеке могут жить настолько разные личности. Твин, нежная добрая девочка, и Альтера, невыносимая стерва, для которой он не лучше грязи под ногами. И всё же это Пятьдесят Девятая, его сестра. Раз уж он не смог уберечь Слая, не смог спасти Харо от козней хитрожопой принцессы, то Твин просто обязан защитить.

Керс мог бы пойти к собратьям, но к ним тоже не особо тянуло. Триста Шестой наверняка начнёт мозг клевать, революционер хренов. Псы их всех подери, он даже не решил, оставаться ли в Пере или уйти подальше, сделав одолжение принцепсу. А ведь он верил командиру, мечтал сражаться с ним плечом к плечу за свободу своего народа. Наивный безмозглый малёк!

Ему вдруг стало невыносимо горько и за себя, и за остальных собратьев, обманутых Севиром. Беда в том, что он единственный знает, кого на самом деле представляет из себя этот Сто Первый — лживый ублюдок, без зазрения совести переступающий через своих же.

Задумавшись, Керс не заметил, как остановился у дома Бродяги. Изнутри лился женский смех, пахло свежеиспечённым хлебом и знаменитой мясной похлёбкой, и так захотелось хотя бы на минуту почувствовать причастность к чьей-то жизни, к чьей-то семье, что он, не долго думая, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Женский голос весело сообщил, что не заперто, и Керс, немного помявшись, вошёл в свой прежний дом. С появлением Эмми здесь стало намного уютнее: пол сверкал чистотой, стол покрывала белоснежная ткань с узорами — интересно, для чего? — пару коек заменила широкая кровать, а на месте трухлявого шкафа стоял огромный резной комод от местного умельца.

При виде Керса приветливая улыбка на устах Эмми стремительно сползла, а Бродяга, укачивающий на руках попискивающий свёрток, принялся суетливо укладывать своё чадо в люльку.

— Наверное, я не вовремя, — растерянно промямлил Керс.

Симпатичная мордашка Эмми исказилась в гневе:

— Ещё как не вовремя! Здесь ты, убийца, всегда не вовремя! Убирайся! — в него полетела деревянная плошка, и если бы он не уклонился, то остался бы с расквашенным носом. — Выметайся отсюда! И чтоб ноги твоей здесь не было, проклятый выродок!

Наверное, Керс бы солгал, сказав, что её реакция стала для него полной неожиданностью, но, переступая порог этого дома, он думал лишь о том, что здесь живёт друг, что здесь его примут несмотря ни на что. Хотя гнев Эмми всё же справедливый. Пожалуй, на её месте он бы повёл себя так же, если не хуже. Беда в том, что он не на её месте, и оправдываться за регнумский разгром ни перед кем Керс не собирался, а уж тем более просить прощения. Пусть это делают те, кто по-настоящему виновен, а со своими косяками он сам разберётся.