Рейн. Прямая противоположность брату — высокий и статный, не по годам развитый, он, казалось, в полной мере соответствовал понятиям графа о наследнике. Со временем из него вышел бы прекрасный воин, однако много повидавший на своем веку Эрих знал, что этого не произойдет. Характер парень явно унаследовал скорее от матери, чем от отца, — он был мягок и добр, зачастую слишком добр. А эти качества мало подходят для правителя и воина, им нужна жесткость, даже, может быть, жестокость — чернь необходимо держать в узде железной рукой.

Граф видел, что Рейна тянет к Аманде — их частые беседы оказали особое влияние на становление мировоззрения юноши. О да, Аманда была мягкой, временами даже застенчивой и робкой, и это могло обмануть многих, только не самого графа, который знал истинную цену этой женщине. Временами он даже ненавидел ее, а то и боялся — никто не знал, что на уме у этой красавицы, которая за прошедшие годы не только ничуть не подурнела, но, напротив, лишь расцвела и стала еще более прекрасной. Он бросил взгляд на изумительную фигуру графини и с тоской подумал о старом договоре, политом его «голубой» кровью, — договоре, который он так никогда и не нарушил, все так же соблюдая свое правило о крепости слова благородного лорда. Наверное, Аманда была единственной женщиной, которую он когда-либо любил. Это было странное чувство, в котором в единый клубок сплелись и любовь, и ненависть, благодарность и отвращение. Что ж, она была с ним до конца его дней, также свято блюдя договор, и за это он был ей признателен. Скоро, очень скоро договор будет расторгнут, и кто знает, как она себя поведет. Он верил, что Аманда останется для тех, кто знал ее в этих стенах, такой же доброй и милостивой госпожой, какой она была все эти годы, или, на худой конец, просто исчезнет из Андора, отправившись по своим, столько лет ждавшим, неизвестным графу делам. Но в самом потаенном уголке души графа жил страх уж он-то знал, чего можно ждать от хрупкой изящной девушки. Да, самому себе он готов был в этом признаться — он, не дрогнув, пошел бы на стрелы и клинки орков, но ее, изящную высокую брюнетку, он временами боялся как огня, и только железная воля позволяла держать эти чувства при себе, никогда и никому их не выдав.

— Модестус… — Граф повернулся к магу, и тот почтительно склонил голову. Старик стал совсем сед и дряхл, а поди ж ты, еще и его, Эриха, переживет. — Модестус, принеси… это…

— Господин граф желает… — Глаза придворного мага расширились от удивления и голос предательски дрогнул.

— Да, — коротко сказал Эрих. — Немедленно. Пусть Зулин поможет тебе.

Маг в замешательстве бросил испуганный взгляд на Аманду, но та лишь едва заметно пожала плечами и чуть кивнула. От Эриха, впрочем, этот быстрый обмен мнениями не укрылся, но против обычного, это неповиновение не вызвало у него приступа гнева. И все же он приказал колдуну поторопиться. Модестус судорожно поклонился господину и поплелся выполнять. прика-зание, жестом позвав за собой Зулина, который, совершенно не понимая, о чем идет речь, молча поднялся и двинулся вслед за астрологом.

Старика не было довольно долго, и все это время граф молчал, мрачно разглядывая то стены, то своих близких. Лотар придал лицу упрямое выражение и всеми силами старался показать, что на попятный не пойдет. Рейн откровенно скучал — зная брата куда лучше, чем кто-либо другой, он прекрасно понимал, что отговорить его вряд ли кому-нибудь удастся. Братья стояли перед графом, однако его рассеянный взгляд зачастую проникал сквозь них, как сквозь пустое место. Аманда неторопливо полировала свои идеальные ногти, как будто происходящее вообще ее не касалось.

Наконец дверь распахнулась, и появился Модестус. Старик был непривычно мрачен, всем своим видом показывая, до какой же степени он не одобряет решения графа. Вслед за ним Зулин нес длинный деревянный ящик. Лотар и Рейн переглянулись — да, тот самый, что прибыл под усиленной охраной, когда граф вернулся из похода. Тролль поставил ящик перед троном и, поклонившись, отошел в сторону и снова занял излюбленную позу.

Взгляд графа ожил, и он, распрямившись на своем троне, жестом подозвал сыновей.

— Преклоните колена, — приказал он, и оба юноши склонились перед ним. Граф с трудом встал, видно было, как он закусил губу от боли, терзавшей его измученное тело. И все же голос его был тверд, хотя и несколько слаб: — Вас, дети мои, посвящаю я в рыцари этим мечом, что хранил мне верность многие годы. Будьте достойны высокого звания рыцаря, сражайтесь со злом, защищайте слабых, храните верность дамам вашего сердца. Пусть этот удар будет последним, который вы стерпите без воздаяния.

С этими словами он коснулся лезвием своего меча каждого из юношей, затем вновь тяжело опустился на сиденье.

— Что ж, дети мои… Вы выросли и теперь готовы идти своим путем, даже если это не нравится вашему отцу. Что ж, так тому и быть. Сейчас я, будучи в здравом уме и твердой памяти, объявляю свою волю, чему все вы, здесь собравшиеся, будете свидетелями.

Рейн, ты наследуешь Андорское графство и титул. Молчи… — властно прервал граф попытку сына вставить слово. — Я так решил, значит, так и будет. Может, ты и не в полной мере соответствуешь моим представлениям о наследнике, но ты мой сын и, следовательно, будешь правителем Андора. После моей смерти, разумеется. Ты, Лотар, получишь Йенский замок. Он достаточно уединен, чтобы ты мог заниматься своей любимой магией, никому не мешая. Я знаю, что светские развлечения тебе претят, что ж, ты будешь от этого избавлен.

Граф снова замолк, собираясь с силами. Произнесенная речь порядком его утомила, однако сказал он еще не все. Повинуясь его безмолвному приказу, Модестус открыл ящик и извлек из него два предмета, завернутые в грубый холст.

— Я хочу также передать вам в наследство эти вещи. Они были захвачены мной в бою… — вновь заговорил граф, и никто не заметил, как при этих его словах Аманда слегка поморщилась, как будто слова Эриха ее задели. — Тебе, Рейн, я вручаю этот меч.

С этими словами он развернул холстину и извлек из нее чудесной работы оружие. Длинный прямой меч, чуть ко роче и легче двуручного эспадрона, был выполнен в странной, не виданной Рейном манере и уж, во всяком случае, ни в коей мере не соответствовал орочьему оружию, которое граф в изобилии привез с войны.

Обоюдоострое лезвие, с зацепами возле гарды, было странного цвета, и, присмотревшись, Рейн с удивлением понял, что кровосток меча высеребрен — это оружие годилось и против оборотней. Эфес был выполнен в форме странного зверя, чем-то похожего на медведя — металл был не то черненым, не то действительно черным, хотя о таком Рейн и не слышал. Если это, конечно, вообще был металл.

В целом оружие производило впечатление какой-то удивительной законченности и целесообразности, не говоря уже о том, что меч был просто красив. По телу новоиспеченного рыцаря пробежали мурашки — он представил, как его рука сжимает этот эфес, как сверкает в воздухе серебряный клинок.

— Возьми его, сын. — Граф протянул Рейну меч, и тот, поклонившись, принял его двумя руками, как подобает принимать дарственное оружие. — Теперь испытай его, нанеси удар вот по этим доспехам…