Тот же Гиббон, впрочем, с сожалением констатирует: «Несколько редких и необыкновенных примеров варварской добродетели во время разграбления Рима вполне достойны вызванных ими похвал. Но в священном вместилище Ватикана и апостольских церквей могла укрыться лишь очень небольшая часть римского населения; многие тысячи варваров, и в особенности служившие под знаменами Алариха гунны, были незнакомы с именем Христа или по меньшей мере с его религией, и мы вправе полагать, без нарушения любви к ближнему и беспристрастия, что в те часы дикой разнузданности, когда все страсти воспламеняются и всякие стеснения устраняются, поведение исповедовавших христианство готов редко подчинялось правилам Евангелия. Те писатели, которые были особенно склонны преувеличивать их человеколюбие, откровенно признаются, что они безжалостно убивали римлян и что городские улицы были усеяны мертвыми телами, остававшимися без погребения во время всеобщего смятения. Отчаяние граждан иногда переходило в ярость, а всякий раз, как варвары были раздражены сопротивлением, они убивали без разбора и слабых, и невинных, и беззащитных (…) Грубые солдаты удовлетворяли свои чувственные влечения, не справляясь с желаниями или с обязанностями попавших в их руки женщин, и впоследствии казуисты (в том числе, как мы помним, и сам Блаженный Августин – В.А.) серьезно занимались разрешением щекотливого вопроса: утратили ли свою девственность те несчастные жертвы, которые упорно сопротивлялись совершенному над ними насилию? Впрочем, римлянам пришлось выносить и такие потери, которые были более существенны и имели более общий характер. Нельзя предполагать, чтобы все варвары были во всякое время способны совершать такие любовные преступления, а недостаток юности, красоты или целомудрия охранял большую часть римских женщин от опасности сделаться жертвами насилия. Но корыстолюбие – страсть ненасытная и всеобщая, так как богатство доставляет обладание почти всеми предметами, которые могут служить источником наслаждения для самых разнообразных человеческих вкусов и наклонностей. При разграблении Рима отдавалось основательное предпочтение золоту и драгоценным каменьям как таким предметам, которые имеют самую высокую цену при самом незначительном объеме и весе; но когда самые торопливые из грабителей завладели этими удобопереносимыми сокровищами, тогда очередь дошла до роскошной и дорогой утвари римских дворцов. Посуда из массивного серебра и пурпуровые и шелковые одежды складывались грудами на повозки, которые всегда следовали за готской армией во время похода; самые изящные произведения искусства уничтожались или по небрежности, или с намерением; статуи растапливались для того, чтобы можно было унести драгоценный металл, из которого они были вылиты, и нередко случалось, что при дележе добычи сосуды разбивались на куски ударом боевой секиры. Приобретение богатств только разжигало алчность варваров, прибегавших то к угрозам, то к ударам, то к пыткам, чтобы вынудить от своих пленников указание тех мест, где они скрыли свои сокровища. Бросавшиеся в глаза роскошь и расточительность принимали за доказательства большого состояния; наружная бедность приписывалась скупости, а упорство, с которым иные скряги выносили самые жестокие мучения, прежде чем указать свое тайное казнохранилище, было гибельно для бедняков, которых забивали до смерти плетьми за то, что они не хотели указать, где находятся их мнимые сокровища».

Кстати, существует, как уже упоминалось выше, версия, что ворота готам открыли не восставшие рабы, а тайные агенты восточно-римского императора. Заинтересованного в максимально возможном ослаблении Первого Рима, чтобы облегчить его подчинение Риму Второму и фактически направившего Алариха с римского Востока на римский Запад в качестве своего «полезного идиота». Чтобы восстановить, т. о., единство Римской империи, под эгидой Константинополя, руками варвара на восточно-римской службе. По данной версии, вестгот Аларих не подозревал о сверхковарном плане василевса «новоримлян» и был искренне заинтересован в дружбе с Первым Римом.

В заключение описания взятия Ветхого Рима Аларихом заметим следующее. «Вечный Город» на Тибре за свою долгую историю подвергался захвату и разграблению, по меньшей мере, восемь раз:

1) галлами Бренна в 387 г. до Р.Х.;

2) вестготами и гуннами Алариха в 410 г. по Р.Х.;

3)вандалами Гейзериха (Гензериха, Гезериха, Гизириха, или Зинзириха-риги – так вандальский царь-«рикс» именовался в переписке царя Ивана Грозного с князем Курбским) в 455 г.;

4) своими же западно-римскими (состоявшими, впрочем, в основном из германских наемников) войсками патриция Рицимера (Рикимера, или Рекимера – германца-свева по отцу и вестгота по матери) в том же 455 г.;

5) остготами царя Италии Тотилы (Бадвилы) в 546 г.;

6) остготами Тотилы в 550 г.;

7) норманнами (варягами) Роберта Гвискара в 1084 г.;

8) войсками императора «Священной Римской империи» и короля Испании Карла V Габсбурга в 1527 г. Причем Гиббон подчеркивал, что наемники «римского императора» Карла (в основном – германцы и испанцы) подвергли «Вечный Город» гораздо большему разграблению и опустошению, совершив неизмеримо больше зверств, насилий и убийств, чем готы и гунны Алариха вместе взятые. Правда, императорское воинство грабило и опустошало Рим на Тибре не шесть дней, как Аларих, и не две недели, как вандалы Гейзериха, а целых девять месяцев подряд…

Справедливости ради, следует заметить, что, вопреки популярной легенде, вестготы Алариха не вывезли из якобы «дочиста» ограбленного ими Рима (или не нашли) священную утварь Иерусалимского храма (включая знаменитый золотой семисвечник – менору, изображение которой издревле украшало иудейские надгробия и украшает ныне герб еврейского государства Израиль). Эта утварь была захвачена римским императором Титом Флавием Веспасианом при разрушении Храма Соломонова во время подавления иудейского восстания в 70 г. п. Р.Х. и торжественно провезена по Риму в триумфальном шествии, увековеченном на арке Тита, сохранившейся до наших дней. Трофейные иерусалимские святыни были вывезены из Первого Рима только разграбившими «Вечный Город» в 455 г. вандалами (и аланами) Гейзериха, увезшими их в захваченный ими Карфаген. Оттуда иерусалимские трофеи были, в свою очередь, вывезены уничтожившим царство обосновавшихся в римской Северной Африке вандалов в 533 г. восточно-римским полководцем Флавием Велизарием. И, в свою очередь, провезены в триумальном шествии по Константинополю – Второму Риму. Сколько же накопилось в граде на Тибре богатств, если их никак не удавалось разграбить!

Если у гуннского царевича Аттилы (или как там его на самом деле звали) и были до того какие-то иллюзии, они, вне всякого сомнения, развеялись, как дым, в последнюю неделю августа 410 г. Уступив место пониманию того, что люди могут вести себя как звери, и что лишь правитель – тот единственный, кто должен оставаться человеком. Из чего следовал непреложный вывод. Правители, унаследовавшие по праву происхождения из царского рода власть над племенами и народами, областями и целыми странами, должны быть принципиально кем-то большим, чем все прочие люди, оставаясь выше всего «слишком человеческого», по выражению Фридриха Ницше. Это понимание красной нитью проходило через никогда не меркнувшую в сознании царевича степных «кентавров» память о шестидневном разграблении Ветхого Рима Аларихом. Память о захвате царственного города, выпавшего, после 11 столетий римской власти почти над всем миром, правда, не на долю гуннов, но все-таки на долю полководца, в рядах победоносных войск которого были и гунны.