«Ладно!» – подумал Жора и больше вопросов не задавал.

След «газона» тянулся по свежей грязи до конца спуска с горы, а ниже, где кончалось поле и начиналось болото, вся дорога была устелена лапником, точно здесь потрудилась целая рота.

Спустившись, как по ковру, Жора увидел место, где сидел «газон».

– На всю ночь работки хватило! – присвистнул он, изучая впечатляющие результаты ночных бдений. «Спасибо нашим дорожкам!» – вспомнились слова Борисовича. Вода была спущена в рожь по аккуратно вырытой канаве, а то место, где засела машина, скопали до твёрдого слоя почвы.

«Эх! Взяли б ещё людей – вынести б на руках могли! – с завистью вздохнул Жора. – И на «вечерю» б успели… А так… только к утру управились, придурки…»

В том, что ночь была проведена в трудах праведных, сомневаться не приходилось, так как от места откапывания до шоссе следов от колёс не наблюдалось – их смыл ночной дождь, что повторился на рассвете. Зато новые следы откапывания и осушительных работ встречалось довольно часто. Они явно пошли на пользу дороге.

«Газик» с тремя пассажирами обогнал Жору у самого подхода к шоссе. Сзади, стрекоча пропеллером, нагонял вертолёт.

Перейдя асфальт, Жора не пошёл по обочине с указателем на деревню, ибо знал: дорога через поля сильно петляла, а двинулся напрямик – через лес и старое немецкое кладбище – путём, которого прежде не знал, и не ошибся. Через полчаса внизу перед ним лежало озеро – он был на высоком берегу, противоположном тому, где стояли лагерем городские туристы. Видел, как на ладони, их разноцветные палатки и отражавшие свет машины – солнце играло в лобовых стёклах.

Всякому бросалась в глаза самая большая и яркая палатка Живулькина – синий шатёр с жёлтым предбанником, и левее, рядом с земляным валом у входа в дот – выцветшая от старости – профессора и оранжевая палатка Шурочки, самая маленькая из всех. Далее под старой ивой раскинулся общий лагерь – общественная кухня под тентом, костёр, стол с шезлонгами на траве – и ещё три палатки остальных обитателей. В значительном отдалении под берёзой стояла и ещё одна – новенькая роскошная из ярко-жёлтого импортного брезента.

«Бинокль бы… – подумал Жора. – Сосчитал всех по головам – и ходить не надо…»

Бинокль тоже можно было одолжить у «коллег». Вон он лежал на чьём-то брошенном – совсем знакомом рюкзаке (уже третий! – отметил Жора) рядом с валявшейся у воды одеждой. А трое в одинаковых семейных трусах из новенького чёрного сатина, поёживаясь, входили в воду…

«Понаслали работничков… – презрительно хмыкнул Жора. – А толку?..»

Бинокль он решил у них не просить.

Правый высокий берег был покрыт лесом, из него у самой воды выбегала утоптанная дорожка, и Жоре пришлось обогнуть пол-озера этой тенистой дорогой, вычисляя по пути методом исключения наиболее вероятную «жертву» ночных «пожарников». Он по-прежнему склонялся к мысли, что это был загоравший вчера на надувном матрасе профессор. И уже через двадцать минут Жора стоял перед знакомым зрелищем – у залитой ранним солнцем и благоухавшей всевозможными запахами поляны. Здесь дорога кончалась, выводя на открытое пространство из-под высоченных орешников. Тут и остановился следователь, решив изучить обстановку.

Слева сквозь ветки блестело озеро, справа взбирался вверх по крутому склону сумрачный старый лес с редкими дубами среди берёз и ёлок, с запахом белых грибов и слежавшейся прошлогодней листвы… Здесь остро пахло мокрыми листьями после дождя и сырой землёй, но Жора пытался поймать те запахи, что нёс ветерок с поляны… И дух разогретой на солнце хвои уловили Жорины ноздри, и тонкий аромат кофе, и близость ягод, спелых и сладких, и раздразнивший слюну запах жареной рыбы – аппетитнейших окуньков, попискивавших в постном масле… Их ворочала сейчас Шурочка, дотягиваясь на цыпочках до сковородки, установленной на коптящем «шмеле», что стоял у неё под рукой на сбитом из старых досок самодельном столе под полиэтиленовым тентом в лагере Василия Исаича и профессора. Жора видел весь лагерь, как на ладони и Шурочку – на высшей точке холма у зарослей, закрывавших обзор верхней дороги.

«Шмель» гудел и изрыгал сильное пламя, необходимое для жарки рыбы… Рядом на газовой двухкомфорочной плитке, на задуваемом ветерком синем огоньке вскипал чайник и грелось в кастрюльке молоко… И Фима с Додиком загорали тут же в шезлонгах, дожидаясь завтрака. А впереди, совсем рядом с Жорой, поджарый профессор в плавках бросал на траву жёлтое махровое полотенце, входя стоически в ледяную воду, и Жора слышал, как плещет вода о мостки, отражая солнечный свет сквозь ветки упавшей на берег ивы.

И тут щёлкнуло что-то в мозгу у Жоры: жив! Слава богу! И память, точно устройство во внутреннем объективе, выдало вчерашний снимок.

Всё было, как сутки назад, словно не было этих сумасшедших суток, словно всё это было сном…

Растрёпанный сонный Вадик с ведром в руке сбегал с горки и, спустившись к озеру, поздоровался.

Вид у Вадика был скучающе-флегматичный. Вчерашнее происшествие с удочками только на миг вывело его из равновесия. В конце концов, удочки – серийного производства… И если что-то случается в жизни, значит, это реальность, и нечего тут особенно удивляться…

Вышедший из воды профессор попрыгал на одной ноге и, ещё не видя Вадика с Жорой, протянул руку к лежавшему у надувного матраса полотенцу. И это жёлтое махровое полотенце, так ловко смахивая живые капли с бронзово-загорелой кожи, радовало сердце Жоры и говорило: «Вот он! Жив и здоров!»

Сан Саныч несколько растерялся, услышав вежливое приветствие Жоры, не без удивления рассмотрев и самого вчерашнего следователя. После нескольких фраз о погоде и о рыбалке (последнее не нашло отклика у профессора), Жора всё-таки осведомился, всё ли у них в порядке, на что профессор что сказать не нашёлся и с улыбкою промолчал, не сумев скрыть тревоги, а Вадик не к месту брякнул, что всё вроде бы и в порядке, да Шурочка с утра пораньше всех напугала, навела панику…

«Какая паника? Чем напугала?» – профессионально вцепился Жора, на что профессор попробовал пошутить: «Шурочка у нас – чудачка…» – и снисходительно заулыбался, развёл руками – взял, взял уже себя в руки! И понял Жора: «Не вытащишь из него ни слова!» И приняв этот факт как данность, мёртвой хваткой вцепился в Вадика.

– Утром дедушку разбудила, – без сопротивления зевнул Вадик, – разбудила и говорит: «Заводите машину! На почту срочно – звонить!» Мы-то уж знаем – что… – Раздался долгий и очень заразительный зевок.

– А что? – громко перебил Жора.

– Ясновидящая она у нас, – ещё раз зевнул Вадик.

– В шутку так её называем! – попробовал вмешаться профессор, но Жора тотчас его оттёр, пожирая глазами Вадика.

– В шутку… разумеется… Но факты есть факты… – потёр Вадик рукой с ведром, видимо, нывшую поясницу. – Связи с домом у них тут нет, – кивнул он на профессорский лагерь под ивой, – а Шурочка всегда знает… сами понимаете, если кто из родственников заболеет… или кто, не дай бог, умер…