Допустим, что мы и в самом деле исполняем музыку быстрее, чем это делали наши предки, – так ли уж это плохо? Мир меняется; меняется и восприятие. Мы привыкли к быстрому ритму, мы полюбили его. Двадцатый век только и делал, что ускорял музыкальный темп, за регтаймом последовали рок-н-ролл, диско, спид-метал и техно. В книге Майка Джана «Как сделать хит» (How to Make a Hit Record), написанной в 1977 г., будущим поп-звездам рекомендовался темп 120 bpm[18]– идеальный, по его словам, для танца. Свыше 135 bpm, утверждал Майк, понравится разве что фанатикам скорости. Но в начале 1990-х гг. драм-н-бэйс и джангл грохотали на скорости 170 bpm. В 1993 г. Моби, титан техно, выпустил самый быстрый сингл всех времен (он внесен в Книгу рекордов Гиннесса). «Тысяча» – и действительно, тысяча головокружительных ударов в минуту, многие слушатели непроизвольно начинали рыдать.

В том же направлении развивалась и классическая музыка. Двадцатый век ввел в оборот сложные эксперименты с ритмом. К тому же оркестр ныне играет гораздо громче{82}. Изменился и наш способ восприятия классической музыки. Кто в деловом торопливом мире может себе позволить сесть и выслушать симфонию или оперу с начала до конца? Чаще мы ставим диск с избранными отрывками. Радиостанции, передающие классическую музыку, тоже боятся наскучить слушателям и перчат передачу скороговоркой диджеев, рейтингами лучших десяти песен и состязаниями всезнаек. Одни радиостанции выбирают произведения покороче и в быстром исполнении, другие устраняют все паузы, вписанные рукой композитора.

Все это меняет наше восприятие музыки. В XVIII в. пульс ускорялся от 100 ударов в минуту. В эру Моби от 100 bpm уже зевают. В XXI в., чтобы продать диски и заполнить концертные залы, музыкантам приходится исполнять классику в темпе. Может быть, ничего страшного? Даже Климт не предлагает объявить быстрое исполнение вне закона.

– Я не собираюсь превращаться в догматика и предписывать каждому, как играть. Всегда есть возможность попробовать и так и эдак, – говорит он. – Но я думаю, что людям надо предоставить шанс послушать любимую музыку в медленном темпе, без предвзятости, и они сами услышат, что так лучше.

Голова моя гудит от всех этих аргументов за и против «медленной» музыки. Климт садится за рояль. Но и дальше концерт сочетается с семинаром: сначала Климт проигрывает несколько аккордов быстро, как это принято, а потом ту же самую музыку воспроизводит вдвое медленнее. Указывает на отличия. Первая часть программы – известная Соната до мажор, KV. 279 Моцарта. Я часто слушаю ее в записи Даниэля Баренбойма. Климт исполняет отрывок в привычном современному уху темпе. Прекрасно звучит. А потом он замедляется до того, что считает tempo giusto. Дремотно покачивает головой, лаская пальцами клавиши.

– Когда играешь слишком быстро, музыка теряет шарм, оттенки, свой характер – поясняет нам Климт. – Каждой ноте нужно время, чтобы прозвучать, нужно играть неспешно, чтобы выявить мелодию, настроение, намеки.

Поначалу замедленная соната звучит странно. А потом проступает смысл. На мой дилетантский слух версия в tempo giusto звучит богаче, фактурнее и мелодичнее. Она производит более сильное впечатление. На концерт я украдкой пронес секундомер: Климту понадобилось 22 минуты и 6 секунд, а запись Баренбойма проскакивает за 14 минут.

Как и Талсма, Климт считает, что следует медленнее исполнять ту классическую музыку, которая звучит слишком быстро, а медленную оставить как есть. Но для него tempo giusto означает нечто большее, чем новое прочтение разметки метронома. Нужно влезть внутрь музыки, прочувствовать каждый ее поворот, выявить естественный темп вещи, ее «собственное время», Eigenzeit. Климт хочет согласовать музыкальный темп с ритмами человеческого тела. В 1784 г. вышел в свет знаменитый «Турецкий марш» Моцарта. Большинство современных пианистов исполняют этот марш в бодрящем темпе – как для бега (по крайней мере для бега трусцой). Климт играет медленнее, в ритме марширующих солдат. В других случаях можно сверяться с танцами: значительная часть классической музыки написана для бального зала. Под эти ноты напудренные аристократы исполняли свои изящные па.

– Во времена Моцарта музыка все еще была языком, – говорит Климт. – Играть слишком быстро – все равно что слишком быстро говорить: никто ничего не поймет.

Концерт продолжается. Климт исполняет «Фантазию» Моцарта и две сонаты Бетховена, и все это звучит чудесно – не слишком медленно, не помпезно, не скучно.

Музыкант может снизить скорость исполнения, а нам все равно будет казаться, что он играет быстро, живо – потому что он держит ритм. Лучше ли медленный Моцарт на слух, чем Моцарт быстрый? Это вопрос вкуса. Когда поп-звезда играет на MTV акустическую версию своей высокоскоростной песни – лучше ли это, чем на электроинструментах? Возможно, и в нашем быстром мире есть место для обеих версий. Лично я предпочитаю стиль Tempo Giusto, но с удовольствием слушаю Моцарта и Бетховена в исполнении Баренбойма.

Я решил выяснить, что думает немецкая публика, и провел выборочный опрос присутствовавших на концерте в Гамбурге. Пожилой ученый с торчащими во все стороны волосами недоволен:

– Слишком медленно, – бормочет он, – слишком, слишком медленно.

Но многие в восторге. Например, Гудула Бишоф, налоговый инспектор средних лет в кремовом костюме и блузе с цветочным принтом, давняя поклонница Климта. Только в его исполнении она ощутила гений Баха.

– Игра Уве – это совершенно новый способ воспринимать музыку, – говорит она так мечтательно, что и не распознаешь в ней налогового инспектора. – Когда он играет, звучит каждая нота, поэтому вся мелодия гораздо яснее и музыка по-настоящему живая.

Как минимум одного нового приверженца Климт сегодня завербовал. Среди зрителей, выстроившихся после концерта в очередь, чтобы поговорить с Климтом, была и Наташа Шпайдель – серьезная девушка в водолазке с высоким воротом. Она учится играть на скрипке в обычном для мейнстрима темпе.

– В музыкальной школе больше всего значения придают технике и требуют играть быстро, – поясняет она мне. – Мы слушаем музыку в быстрой записи, мы тренируемся играть быстро и быстро играем. Мне было вполне комфортно с таким темпом.

– А что вы скажете о Климте? – спрашиваю я.

– Замечательно, – говорит она. – Я думала, что медленный темп скучен, но вовсе нет. В его исполнении музыка становится намного интереснее, удается расслышать гораздо больше деталей, чем при высоком темпе. Под конец я глянула на часы и подумала: «Ничего себе, два часа одним махом». Все произошло гораздо быстрее, чем я ожидала.

Это не значит, что и Шпайдель тут же присоединится к Tempo Giusto. Она по-прежнему любит играть быстро. Кроме того, за медленную игру ей снизят баллы в консерватории, и она вряд ли получит место в оркестре.