Однако Сергей не был слабым и даже не боялся прослыть слабым. Он побывал в таких переделках, которые счистили с него всю спесь, вымыли в нём всё аморфное, мягкотелое и наивное до самых скальных пластов души. Но его моральные качества и мышление не выродились в хамское скудоумие булыжного рыла и удивительным образом сочетали в себе и остроумную изобретательность, характерную природе насекомых – хрупкой. Но удивительно живучей, - и поразительную волю жизнелюбивого растения, прорастающего сквозь бетон, и вулканическую страсть, какую он испытывал в настоящее время к Ирине. По случаю он мог легко вынуть из себя любую из названных способностей своей натуры, как хороший актёр, имевший в запасе набор личин для соответствующих ролей. Но в обществе Иринины он ощущал, что обусловленная правилами наживы привычка изворачиваться везде и во всём сходит с него, как шкура во время линьки, - и тогда он получал сладкое удовольствие быть самим собой.

Как наивно и опасно может стать болезненное желание быть самим собой, когда ты ещё не знаешь. Кто ты и зачем ты, когда твоё незрелое и заносчивое «я», с которым так неосторожно обращается неопытность, способно натворить достаточно бед, прежде чем наберётся хоть капли разумного. И где та мера ушибов и неудач, которая бы искупалась золотым довеском необходимой мудрости? Сергей, привыкший к риску, опасался сейчас, что вся его затея отдать налаженное дело в чужие руки, дабы вступить на новую землю обетованную без гарантированных перспектив, расценилась бы Ириной как его крайне малодушная уступка. А её мнением он дорожил более остальных. Хотя в силу предосудительности он чурался посвящать в тайну своих дерзких замыслов именно тех, кто ему был близок, кем для него сейчас и была Ирина. Тем более он уже убедился, что ей лучше не доверять тайн. Сомнительно, чтобы близкие дали бы беспристрастную оценку твоим планам, особенно в критических ситуациях. Их связь с твоей судьбой, чрезмерное беспокойство родства равносильны чёрной зависти недругов: если не сокрушат сразу, то уж точно изведут, сглазят ауру твоего мечтательного бытия, которое пусть и лукаво, но без его обманчивых уловок жизнь превращает в физиологический процесс старения.

Но если Ирина – новое дыхание в его жизни – сочтёт его неудачником, он и не подумает доказывать обратное и даже в мыслях не упрекнёт, когда она покинет его. Сергей сейчас более всего подозревал её в честолюбии и опасался, что это помешает ей поверить в него и быть ему преданной. Даже во время встреч, обладая ею, он испытывал сладостное страдание и никогда – приторного вкуса пресыщения, наверное, оттого, что в минуты сладострастия и последующего откровения она не принадлежала ему полностью, оберегая нечто недоступное в тайниках своей души. То, как она неожиданно появилась из паузы небытия после того воровского дельца, заявив, что хочет работать на него, заключало дерзость, а может быть, и какой-то расчёт. Все наводящие вопросы на этот счёт она обстригала с изящной находчивостью, как ловкий садовник подравнивает куст. Было ли это скрытое корыстолюбие или же уловка в виде несуществующей тайны, которой она пыталась завоевать его окончательно? Ведь карьеру она бы могла сделать и без него, будучи моделью, и может, более блестящую, чем сулила её связь с ним. Сергей не мог разглядеть, что именно она таит от него, но уже ощутил, как хрустальная стена её неприступности вдруг оказалась колпаком, пленившим его ревность и страсть к ней.

Он поражался метаморфозам её манер: ещё совсем недавно он считал её или дурой или провокатором после того злосчастного интервью, уверенный, что ошибся в выборе, но вскоре забыл об этом эпизоде, всё чаще обнаруживая в ней подкупающие проницательность, ум и искреннее влечение к нему.

Их отношения далеко ещё не отстоялись, и Сергей хорошо понимал это, но его так распирало от желания, что сегодня среди ночи, находясь с ней в постели, он не удержался от несвоевременного любопытства, а точнее, от непрямого предложения, которое приберегал для более позднего случая.

- Хотела бы ты супружеской жизни… например со мной, - он прибавил как можно больше игривой интонации.

В ответ – отрывистый выдох такой же игривой усмешки и меланхолически плавное движение её тела. Она заложила руку за голову, обнажив выбритую подмышку, холмик её упругой груди поднапрягся, безупречно округлившись, а на его вершине зябко обострился сосок, и всё это соблазнительное зрелище проходило в сиянии луны – покровительницы красоты.

- Ты ведь и сам к этому не готов, - с запозданием резюмировала она певучим и чуть насмешливым голосом.

Несчастье пришло, как ему и положено было прийти, - поначалу с полным отсутствием веры в его реальность. Находясь в офисе, Сергей ответил на звонок сотового телефона, номер которого знали самые близкие знакомые. В трубке прорезалось беспокойное кудахтанье Ольги об исчезновении Александра. Уже прошёл час, как он пропал, и дворовые мальчишки не знали, где он. Сергей не принял её паники всерьёз и недовольно отчитал её. Настоящая тревога началась. Когда к нему позвонила сама Карина спустя четыре часа. Мальчик так и не объявился, хотя уже близился вечер. Никакого сомнения не оставалось, что Александр куда-то исчез. Сообщили в милицию. Приехав домой, Сергей в нервном напряжении ждал вестей и вздрагивал от каждого телефонного звонка, опасаясь самого страшного из того, что могла бы со слезами сообщить Ольга: «Нас зовут на опознание».

Но против обычного в какие-то несколько часов телефон смолк, установилась зловещая и изнурительная пустота, мир умер вокруг. Сергей брал трубку – не отключён ли телефон. И вот он зазвонил, ближе к полуночи. Всполошённый Сергей всё же не торопился взять трубку, он вперил взгляд в аппарат и прислушивался к звонку, как к живому голосу, будто надеялся по его интонации определить, какого рода сообщение он несёт. Звонок был настойчив. В трубке прорвался расстановистый и ультимативный голос с кавказским акцентом, незнакомый Сергею.

- Твой сын жив и здоров. Если хочешь его увидеть, готовь десять миллионов баксов. Мы ещё с тобой свяжемся.

Сознание Сергея не могло сразу принять, что его сына похитили чеченцы. К его семье подобрался свирепый, порабощающий и неистребимый зверь, облик которого в своей ужасающий обыденности всё же был где-то там, по ту сторону телеэкрана. Теперь у него не будет покоя в этой изнурительной борьбе за жизнь и здоровье ребёнка. Требования же похитителей были невыполнимы – он не имел в наличии и половины от заявленной суммы.

Ему предстояла не менее мучительная процедура передать услышанное Карине. Похитители специально позвонили именно ему, наверняка зная номер телефона и Карины, и Ольги, чтобы после первого потрясения он испытал бы ещё и тяжкую необходимость известить о несчастье родню. Хорошо, что жил он с ними порознь, и это избавляло его от беспомощных воплей и раздражающих обвинений. Набирая номер Карины, он уже был хладнокровен. Сообщив ей, он сначала расслышал громкое и сбивчивое дыхание, потом она разразилась тирадой.

- Ты так говоришь, будто у тебя обокрали квартиру или угнали машину, - её голос звучал надрывно. – Нужно заплатить выкуп.