– Я вернулся за ножом. Я подумал, что его могут найти, и у тебя будут неприятности. Правда, – сказал Бэзил, увидев, как Мэллоу отмахнулся. – Я вернулся по тропинке на станцию, вдоль поля. Где была Джульет, понятия не имею. Я перебрался через стену и прошел через парк. Я не нашел ножа там, где уронил его, возле дома. Тогда я перелез через противоположную стену и поехал домой. На другой день я узнал об убийстве и снова поехал искать нож. Я не знал, что ее зарезали именно этим ножом, поскольку орудия убийства не нашли. Джульет мне на этот счет ничего не говорила…

– Конечно. Она думала, что это мой нож, а он и есть мой. Значит, это я лез через ограду. Я там был. Я помню, как сказал тебе об этом, встретив тебя на улице, и ты испугался. Теперь я понимаю, почему ты спрашивал меня, не был ли я в парке той ночью.

– Я думал, что ты мог меня заметить. Когда ты там был?

– Около двадцати минут одиннадцатого.

– А значит, я был там в десять или несколькими минутами позже. Я удрал от человека, преследовавшего меня незадолго до того, как ты появился. Я вернулся, как ты и сказал, без четверти одиннадцать, а ты, наверное, уже ушел.

– Я перебрался через противоположную стену, как и ты, – сказал Катберт. – Мы должны были пробежать совсем близко друг от друга.

– Я думаю, мы были в разных углах парка, – сказал Бэзил, – но я клянусь – я тебе правду говорю! Я ничего никому не рассказывал, потому что боялся, что меня арестуют. Но, если хочешь, я расскажу детективу Дженнингсу все, что рассказал сейчас тебе. Он мне поможет.

– Советую держать язык на привязи и помалкивать.

– Но если меня вычислят? – запаниковал Бэзил.

– Я не скажу ничего, – сказал Мэллоу, – да и Дженнингс оставил это дело. Я заберу чек у Хэйла. А ты уедешь за границу. Я верю, что ты не убийца.

– О, спасибо, спасибо!

– Но ты все равно дрянь. Когда я сплавлю тебя за границу и женюсь на твоей сестре, мы не захотим больше с тобой знаться. А если ты вернешься в Англию – берегись.

На другой день Катберт получил письмо от Дженнингса. В нем доверительно сообщалось, что Маракито хочет увидеть его этим вечером. «Если придешь к девяти, – писал детектив, – она будет одна. Полиция решила прикрыть ее карточный притон, и она готовится к отъезду из Англии. Как понимаю, она хочет рассказать тебе нечто важное касательно смерти мисс Лоах. Ее признание сможет избавить тебя от множества неприятностей в будущем».

Мэллоу не сразу решился ехать. Ему показалось странным, что Маракито попросила детектива написать ему – насколько он знал, она не доверяла Дженнингсу. Да и не хотелось ему снова встречаться с сеньорой Гредос. Теперь, когда между ним и Джульет все было более или менее улажено, незачем заставлять девушку ревновать. Маракито – опасная женщина, и если он нанесет ей визит наедине, то может попасть в какую-нибудь ловушку, которую она вполне способна устроить. Ее страсть была такова, что вряд ли она остановится перед чем бы то ни было.

С другой стороны, Маракито, судя по всему, знала что-то об убийстве, и ему тоже неплохо было бы об этом узнать, если он хочет спокойной жизни. Насколько Мэллоу знал, пока дело было закрыто. Он был уверен, что Дженнингс с ним покончил и следствие больше не ведется. Это успокаивало его, поскольку ему очень не хотелось, чтобы Бэзил Сэксон попал за решетку. Конечно, молодой мерзавец утверждает, что он невиновен, и рассказал вполне удовлетворительную историю, но он такой враль, что это не успокаивало Мэллоу. Может, он и невиновен, но его визит в коттедж, нож, пальто, в котором его видела Джульет, – все это указывало на его вину. К тому же он подделал чек, что могло связывать его с этим преступлением. Узнай Дженнингс об этом, он взял бы Сэксона под арест по подозрению в убийстве, и потому ради Джульет Катберт не хотел такого допустить.

Мэллоу пришло в голову, что Хэйл мог открыться Маракито, он ведь ее любил. А она как женщина беспринципная могла воспользоваться этой информацией, чтобы пригрозить выдать Бэзила и тем нанести урон репутации Джульет, если Мэллоу на ней не женится. Так что, поразмыслив, Мэллоу решил, что лучше будет зайти к Маракито и узнать, что она хочет сказать.

Вечер был ветреный, дождливый и сырой. Когда Мэллоу вышел, он вздрогнул от пронзительного ветра, со свистом летевшего по улице. Людей было мало – вполне понятно, что они предпочитали уютное тепло камина ветру и грозе. Желая, чтобы его визит был как можно менее заметным, Мэллоу отправился в Сохо пешком и свернул на Голден-сквер незадолго до назначенного часа. Он не ждал приятного разговора, поскольку Маракито была женщиной невоспитанной и несдержанной и свои пылкие чувства скрывать не умела. Потому он предчувствовал, что последующая четверть часа будет неприятной.

Его с улыбкой впустила какая-то женщина, и он с удивлением заметил, что Джиббера не было на привычном посту. Но он отнес это на счет того, что в этот вечер игры не было. Окна большого салона были темны, и сеньора Гредос приняла его в маленькой гостиной. Ее кресло было придвинуто к огню, и она казалась в лучшем состоянии, чем прежде. Стоя в дверях, Мэллоу подумал, что она представляет собой прелестное зрелище. Она была, как всегда, в белом капоте, отороченном золотым кружевом, и, как обычно, носила массу украшений. Нижняя часть кресла была закрыта роскошным пурпурным покрывалом восточной работы, и среди многоцветья и блеска драгоценных камней она сама казалась очень восточной. Мэллоу отметил, насколько она похожа на еврейку, и удивился, до какой же степени он был слеп, раз не заметил этого раньше. Комната казалась приветливой и теплой – особенно после холодных, унылых улиц. Мэллоу снял пальто еще в прихожей. Он шагнул вперед и официально поклонился, но Маракито не остановило такое прохладное приветствие. Она протянула к нему обе руки и показала на кресло рядом с собой. Было несколько минут десятого.

– Как хорошо, что вы пришли, – сказала она глубоким низким голосом. – Вечер был таким тоскливым.

– У вас сегодня нет игры?

Маракито пожала точеными плечами и развернула ненужный веер, который носила всегда ради поддержания образа испанской дамы.

– Какой-то идиот настучал полиции, и я получила уведомление о закрытии.

– Но полиция давно все знала.

– Официально – нет. Полиция смотрит на вещи сквозь пальцы, когда это их удовлетворяет. А я всегда вела дела тихо. Не понимаю, какие претензии. Подозреваю, что это все Дженнингс.

– Мне казалось, он вам нравится.

– Я думала, что он ваш друг, потому и мирилась с его присутствием. Но, честно говоря, мистер Мэллоу, я никогда ему не доверяла. Он слишком любит задавать вопросы. А потом мистер Хэйл сказал мне, что он детектив, и я поняла, почему он так неприлично любопытен. В будущем я не стану с ним общаться.

– Тогда, – сказал Мэллоу, которому не терпелось дойти до сути, – странно, что вы попросили его написать для вас письмо.

Она облокотилась на круглую руку и удивленно воззрилась на него.