Мне даже стало его немножечко жаль, расставаться с деньгами жабоиду было нестерпимо больно, для него это было так же противоестественно, как спать стоя. Усугубляло трагедию ещё и то обстоятельство, что кроме пятисотки, он потерял ещё деньги, что поставил на кон, оставалось только гадать об общей сумме ущерба.

– Ладно тебе, – я положил руку на спину бывшего таксиста, – деньги – дело наживное.

Квинкер повернулся, в печальных глазах блеснула злость, и я выслушал довольно длинную и нецензурную реплику, смысл которой можно свести к следующему: спасибо, конечно, что заступились, но идите в жопу с вашим успокоением. Дрон выдал другу воспитательный подзатыльник, а я только вздохнул, рассудив, что горбатого могила исправит.

– А твои как успехи? – я посмотрел на Дрона.

– Неважно, сэр, – потупил голову здоровяк, – никто со мной драться не хочет, даже втроём.

Я вздохнул, день для концессии мягко говоря не задался. Хотя у Дрона дела обстояли несколько лучше, его хоть и постигла неудача, но денег, в отличие от нас с Квинкером, он не терял.

Я похлопал товарища по плечу, пробормотал какую-то ободряющую ахинею и, плюнув на всё, отправился спать. Желать Квинкеру доброй ночи, опасаясь быть посланным, я не стал, кормить Козю, – я нащупал в кармане коробок, – не за что, так что адьёс! Отвернулся к стене и тут же уснул.

Ночь прошла без сновидений, так что проснулся я отдохнувшим и бодрым. Квинкер валялся на шконке, уставившись в потолок, наверняка прикидывает, как бы кого облапошить. Дрон выжимал тяжеленую гирю.

– Привет, арестанты! – привстал я на локте. – Какие планы на день?

– Принять ванну, – принялся загибать пальцы бывший таксист, – выкушать виски, пригласить девочек, мне трёх, вам – по одной.

Несбыточность желаний нисколько не смущала болтуна, хотя, положа руку на сердце, я был не против такого сценария. Квинкер собрался присовокупить к предыдущим хотелкам ещё пару-тройку, но невесть откуда взявшийся пеналец тронул его за руку.

– Чего тебе? – повернулся к соплеменнику бывший таксист.

– Ты того, – понизив голос до шёпота, проговорил незнакомец, – не мог бы, – он замялся, не зная, как точней сформулировать мысль.

– Что мямлишь? – в своей обычной беспардонной по форме, но ясной по существу манере, поинтересовался Квинкер. – Говори как есть!

– В общем, не мог бы ты научить меня таким фокусам с картами, какие делал вчера.

В памяти всплыла вчерашняя сцена, как жабоид, неосторожно махнув рукой, выронил карты, за что едва не был избит картёжниками. Интересно, оказывается отрицательный опыт тоже полезен, во всяком случае Квинкеру он, кажется, пригодился. Я перевёл взгляд на прохиндея, тот разве что не светился, потому что очутился в благодатной для его пронырливой натуры среде.

– У меня не курсы фокусников! – отрезал он, скрестив на груди руки.

Я с интересом наблюдал происходящее, хитрец тонко чувствовал, как следует действовать: вначале надо набить себе цену, затем навесить ярлык, сделать наценку и, вуаля, ты уже не неудачник, а товар дня.

– Я понимаю, – принялся уговаривать проситель, – но, может быть, всё же попробуешь, я отблагодарю.

– Не знаю, – Квинкер поморщился, – это дело тонкое, даже деликатное, – он неопределённо пошевелил пальцами.

– Я отблагодарю.

– А риск? – не унимался комбинатор. – Ты понимаешь, чем я рискую? – бывший таксист вперил округлённые глаза в соплеменника.

– Чем? – опешил тот.

– Репутацией, – снова принялся загибать пальцы Квинкер, – свободой, здоровьем, – перечислил он всего три причины, но загнул пальцев штук восемь, – у меня даже справка, – он выудил из робы бумагу, выданную Линдой, и помахал её перед носом просителя.

Доводы, если и не были серьёзными, но в устах пенальца звучали убедительно. Вероятно, поэтому желающий научиться мухлежу арестант озвучил сумму в двадцать кредитов. Что сделалось с Квинкером, он состроил такую гримасу, будто потерял веру в справедливость.

– Двадцать кредитов за можно сказать искусство?! – он схватился за сердце.

– А сколько? – обалдел от такого натиска проситель.

– Ну, хотя бы, и то исключительно из моей мягкости, пятьдесят! За сеанс! – добавил бывший таксист, чем едва не вверг в столбняк собеседника.

Этот цирк длился довольно долго, потому что, если начинают торговаться пенальцы, торг может длиться бесконечно. Но эти двое всё же пришли к соглашению, договорившись, что учитель будет брать с ученика всего двадцать пять кредитов, но с условием, что тот приведёт ещё одного слушателя. На моих глазах создавалась пирамида, пусть не финансовая, но с очень похожими признаками.

Квинкер соорудил из простыни некое подобие кабинки с тем, чтобы никто не подсмотрел шулерских секретов, и учитель с учеником приступили к занятиям. Не успели двое скрыться в импровизированном классе, как к Дрону, без устали тягающему гантелю, подошли двое мардаков. Я напрягся, но, как выяснилось, напрасно.

– Мы хотели, – почесал один в затылке, – того… – и уставился на Дрона, полагая, что всё объяснил.

– Чего того? – резонно поинтересовался лейтенант.

– В общем, – отодвинув товарища в сторону, ответил второй, более смышлёный мардак, – мы решили, может, научишь нас драться?

От удивления я сел на шконку, и эти туда же, пришли набиваться в ученики, я даже огляделся, не идёт ли кто по мою душу. Но нет, желающих перенять передовой пиратский опыт не было.

– А вы что не умеете драться? – между тем допытывался у посетителей Дрон.

– Каждый мардак это умеет, – обиженно просипели в ответ, – только нам бы с приёмчиками, – эта обезьяна дрыгнула ногой так, что едва не разрушила соседнюю аудиторию, где один предприимчивый пеналец обучал другого азам мухлежа.

– Охренели там! – послышался из-за занавески голос сенсея.

– Ах, с приёмчиками, – не обращая внимания на крики, склонил голову лейтенант, – что ж, это можно. Только я бесплатно не преподаю.

Я глядел на защитника цитадели во все глаза, ещё недавно прямой и суровый мардак вёл себя как заправский торгаш. Вероятно, это общение с Квинкером так на него повлияло. Если отбросить лишние подробности, то Дрон сторговался с этими двумя за тридцать кредитов за занятие с каждого.

Ну вот, кажется, жизнь налаживается у всех, кроме меня. Неожиданно я вспомнил вчерашнего слепого.

– Слушай, Дрон, – я тронул товарища за руку, когда довольные сделкой мардаки отправились готовиться к тренировке, – ты не знаешь, где достать, – я наморщился, припоминая слово, – бушицу, вернее такой контур, – я изобразил руками овал, – мне для таракана надо.

– А-а, – после непродолжительной паузы улыбнулся Дрон, – пойдёмте, сэр, – лейтенант встал, – я покажу.

Я не стал ничего расспрашивать, а, поднявшись со шконки, последовал за товарищем. У входа в соседний барак, чуть в стороне, на нарах сидел фарянин, его фасеточные глаза настороженно смотрели на нас, руки плели что-то непонятное.