В 16.04 дымовая завеса вынудила «Уорспайт» снова прекратить огонь, дав 17 залпов. Решительная «Малайя» дала еще 4 залпа, все они опять легли недолетами, и через 4 минуты она тоже прекратила стрельбу. Но почти тут же один из итальянских крейсеров выскочил из дыма, удирая на север. «Уорспайт» его заметил и дал еще 6 залпов с дистанции 24600 ярдов, однако итальянец снова поспешно скрылся в дыму.

В 16.05 итальянские эсминцы попытались провести контратаку. Они были замечены «Уорспайтом», когда проходили вправо под носом своих линкоров. Через 5 минут британские эсминцы, которые ринулись на врага, заметили следы 3 торпед. Очевидно, противник выпустил их с дальней дистанции. «Трусы, которые никогда не решатся подойти вплотную», — так характеризовал действия итальянских эсминцев Каннингхэм. Вскоре после этого британские эсминцы, которым уже не требовалось прикрывать линкоры, «радостно бросились вперед, уворачиваясь от снарядов итальянских линкоров».

Так как итальянские эсминцы то и дело выскакивали из дымовой завесы и снова прятались в ней, 152-мм орудия «Уорспайта» и «Малайи» с 16.30 до 16.41 вели по ним огонь. После этого вражеские эсминцы ушли следом за своими линкорами. Тем временем Каннингхэм перехватил отчаянную радиограмму итальянского адмирала, отправленную открытым текстом. Кампиони сообщал, что «вынужден отходить», и предупреждал о развернутых впереди подводных лодках.

«Уорспайт» повернул, чтобы обойти дымовую завесу с наветренной стороны, но когда он оказался к северу от нее, итальянский флот уже растаял без следа, хотя в 25 милях впереди показалось побережье самой Италии.

Было ясно, что догнать итальянцев уже не удастся. Самолеты сообщили, что в 19.05 видели противника, удирающего к Мессинскому проливу в полном беспорядке. Отчасти в этом были повинны итальянские бомбардировщики. С 16.40 до 19.25 они провели серию атак, выбрав в качестве главных целей «Уорспайт» и «Игл». Однако с 17.05 до 18.57, совершенно неожиданно для англичан, они вдруг переключились на собственный флот. Впрочем, ни в том, ни в другом случае попаданий итальянские летчики не добились.

Поле боя осталось в распоряжении Каннингхэма. Следующие 24 часа его флот в полном составе крейсировал к югу от Мальты, и адмирал поочередно отправлял эсминцы на остров для дозаправки. Более того, ночью 10 июля в Гранд Харбор зашел линкор «Ройял Соверен». К утру 11 июля флот снова собрался вместе, но в 9.00 «Уорспайт» вместе с 4 эсминцами отправился в Александрию, «Ройял Соверен», «Малайя» и «Игл» последовали за ним. Несмотря на почти непрерывные бомбардировки 11 и 12 июля, все корабли благополучно вернулись в базу, не получив ни единого попадания. «Малайя» сумела оправдаться за промахи по «Кавуру», подбив 2 итальянских самолета, хотя проследить их падение не удалось.

13 июля в море вышел «Рэмиллис» в сопровождении 4 эсминцев, чтобы прикрыть конвой, и 15 июля вернулся в Александрию.

Результаты этого короткого столкновения, впоследствии названного боем у Калабрии, подвел адмирал Каннингхэм в своем рапорте.

«Попадание „Уорспайта“ во вражеский линкор с дистанции 26000 ярдов отчасти можно назвать счастливой случайностью. Его тактический эффект выразился в том, что противник повернул назад и прервал бой, что было не слишком выгодно для нас. Однако в плане стратегическом оно оказало большое воздействие, подорвав дух итальянцев.

Скромные результаты, достигнутые в этом коротком бою с итальянским флотом, разумеется, крайне разочаровали меня и всех моих подчиненных. Однако нельзя считать, что бой завершился безрезультатно. Он показал итальянцам, что ни их ВВС, ни их подводные лодки не могут помешать нашему флоту проникать в Центральное Средиземноморье. Только главные силы их флота могут серьезно воспрепятствовать нашим действиям в этом районе.

Он показал, что горизонтальные бомбардировки, даже такие интенсивные и точные, каким мы подверглись в ходе этой операции, могут дать лишь отдельные попадания. Поэтому они гораздо более неприятны, чем опасны. Наконец, эти операции и бой у Калабрии родили на кораблях решимость противостоять воздушной угрозе. Она не помешает нашей свободе маневрирования, а, следовательно, не лишит нас господства на Средиземном море»[74].

Бой у Калабрии действительно имел «моральный эффект, совершенно непропорциональный полученным повреждениям». Как позднее заметил Каннингхэм:

«Никогда больше они по своей воле не рисковали встретиться лицом к лицу с британскими линкорами, хотя в нескольких случаях они находились в благоприятном положении, чтобы дать бой, имея огромное превосходство в силах».

Однако командование итальянского флота и авиации ничуть не смутилось. Было объявлено об оглушительной победе над объединенными силами Каннингхэма и Сомервилла. Но всех перещеголял Муссолини. Он заявил, что в ходе трехдневной битвы была уничтожена половина британских морских сил на Средиземном море, хотя скромно добавил, что возможны некоторые преувеличения. Некоторые. Во всяком случае, Чиано, перед которым хвастался Муссолини, его заявление не обмануло. Точно так же на него не произвели впечатления цветистые похвальбы пилотов бомбардировщиков.

«Адмирал Каваньяри отмечает, что в начале боя наша авиация совершенно отсутствовала. Зато когда она появилась, то принялась за наши собственные корабли, которые в течение 6 часов подвергались бомбардировке с наших же самолетов», — писал он. Совершенно понятно, что адмирал Каваньяри именно этой ошибкой объяснял столь поспешный отход своего флота. В конце концов, большинство воздушных атак все-таки было обращено против британских линкоров, хотя Чиано имел основания язвительно заметить: «В этом бою главное сражение произошло не между нами и англичанами, а между нашими ВВС и флотом».

В итальянских газетах появились фотографии, «подтверждающие» блестящую победу. Однако они возымели противоположный эффект, когда выяснилось, что снимок «британского линкора, получившего прямое попадание», оказался фотографией старого «Ройял Соверена», идущего полным ходом вслед за итальянцами. Естественно, что из трубы линкора валили густые клубы дыма... Не менее красочно была расписана и «победа» над Соединением Н. «В ходе боя в районе Балеарских островов итальянские самолеты нанесли противнику серьезные повреждения и подожгли „Худ“», — громогласно заявило итальянское радио. Еще больше итальянцы уверились в этом, когда стало известно, что «Худ» ушел в Англию, а на его место прибыл «Ринаун».

Бой у Калабрии показал, что итальянский флот испытывает перед британскими линкорами точно такой же почтительный трепет, как и немецкий. Точно так же боялись британского линейного флота немецкий Флот Открытого Моря и наполеоновские адмиралы. Успешные действия британских линкоров в очередной раз породили проблему, с которой Королевский Флот уже сталкивался в 1914, 1800 году и ранее. Как выманить противника в море и навязать ему бой, если он этого не желает? Впрочем, справедливости ради надо отметить, что не имело значения, будет ли противник отсиживаться в собственном порту или погибнет в открытом море. Британское господство на море гарантировалось и первым, и вторым. Однако в первом случае все-таки оставалось чувство неудовлетворенности и несколько нервозной неопределенности. А вдруг настанет день, когда они все-таки решатся? Это означало, что мы должны постоянно сохранять бдительность и держать в готовности достаточно сильный линейный флот, чтобы парировать такую попытку. Исхлестанные штормами корабли Энсона, Хока, Джервиса, Нельсона, Джеллико и Битти проводили недели и месяцы в бесплодном патрулировании, бдительно следя за противником. Однако к 1940 году этот опыт господства на море был либо позабыт, либо не понят. От флота требовали эффектных боев и громких побед. Критики вопили об отсутствии результата, то есть потопленных вражеских линкоров. Лишь это было мерилом успеха для Черчилля, газетчиков и, как ни странно, для некоторых историков в послевоенное время[75].