Белариус пробормотал короткую молитву, а потом забрал у мертвеца короткий тяжелый лук и пучок неоперенных стрел. Он приободрился, и Йама спросил, умеет ли он пользоваться луком.

— Насилие мне отвратительно.

— Но вы хотите спасти своих клиентов?

— Большая часть их уже мертва, — мрачно проговорил Белариус. — Пойду дам помазание этому несчастному.

Йама оставил священника вместе с мертвецом, а сам стал осматривать площадку вдоль края обрыва. Несмотря на усталость, он чувствовал в голове особую ясность, а в теле легкость, рожденную смесью адреналина и гнева. Пусть это экзамен, но ведь от него зависит жизнь женщин! Это важнее, чем угодить префекту Корину или доказать самому себе, что он достоин своих героических планов.

На самом краю пропасти он увидел большой круглый камень. Он доходил Йаме до пояса и глубоко засел в почве, но, когда Йама уперся в него спиной, камень немного подался. Он позвал Белариуса, но священник как будто молился, склонившись над мертвым, и либо не понимал, либо не хотел понять, он не встал даже, когда Йама потянул его за руку. Йама зарычал от бессилия, вернулся к булыжнику и стал своим столовым ножом подкапывать песчаную почву у его основания. Копая, он вскоре наткнулся на какой-то металл. Маленький ножик дрогнул в его руке, и когда Йама его вытащил, то увидел, что кончик лезвия ровно отрезан. Он нашел машину.

Йама встал на колени и зашептал, обращаясь к ней, чтобы она к нему вышла. Он делал это скорее по привычке, чем рассчитывая на успех, и очень удивился, когда земля у его коленей зашевелилась, и на поверхность, как выпущенная из пальцев арбузная косточка, выскочила машина. Она закружилась в воздухе перед лицом Йамы — блестящий серебристый овал, который поместился бы у Йамы в ладони, рискни он до нее дотронуться. Она казалась сразу и жидкой, и металлической, как большая капля ртути. Блики света играли на ее поверхности. Она издавала сильный запах озона и едва различимое потрескивание.

Йама медленно заговорил, тщательно формулируя слова в мозгу и четко артикулируя их губами, точно так же, как делал, инструктируя сторожевых псов в замке эдила.

— Мне нужно, чтобы эта часть обрыва обвалилась.

Помоги мне.

Машина упала на землю и стала закапываться, быстро скрываясь из виду, а на этом месте ударил серый фонтанчик пыли и камешков. Йама присел на корточки, не смея дышать; он ждал достаточно долго, но вроде бы ничего не происходило. Он снова начал подкапываться под огромный валун, но тут пришел Белариус.

Священник вырвал с корнем несколько креозотовых кустов. Он сказал:

— Мы их подожжем и бросим на этих негодяев.

— Помогите мне с этим валуном.

Белариус покачал головой, присел у обрыва и стал связывать кусты полоской ткани, оторванной от остатков его мантии.

— Если вы зажжете эти кусты, то сами превратитесь в цель, прокомментировал Йама.

— У тебя, наверное, есть в ранце огниво.

— Да, но…

Внизу в каньоне заржали лошади. Йама нагнулся над обрывом и увидел, что лошади мечутся из одного конца загона в другой. Сбившись в кучу, тряся головами и махая хвостами, они неслись, как волна, гонимая сильным ветром. Сначала Йама решил, что их потревожил префект Корин, но потом он увидел, как что-то белое повисло вверх ногами на шее черной кобылы в самой середине взбесившегося стада. Вампир отыскал бандитов. К лошадям уже бежали люди, нелепо загребая ногами и спотыкаясь. Впереди них двигались длинные кривые тени, так как костер оставался у них за спиной. Йама всем телом налег на валун, понимая, что лучшего шанса ему не дождаться.

Земля разъехалась у него под ногами и, потеряв опору, Йама упал на спину, стукнувшись затылком о камень. В голове у него помутилось, и не было сил остановить Белариуса, который шарил у него в ранце в поисках огнива.

Снова зашевелилась земля, огромный валун вздрогнул и на ладонь провалился в почву. Йама понял, что происходит, и стал уползать с дороги, и тут край обрыва ухнул.

Валун упал прямо вниз. Когда он стукнул о стену каньона, вверх взлетело облако пыли и грязи, а потом наступила мгновенная тишина. Земля все еще дрожала, Йама попробовал встать на ноги, но легче было бы устоять в лодке, подхваченной водоворотом. Белариус все стоял на коленях над креозотовыми кустами и чиркал кремнем о камень. У него за спиной прогнутой линией поднималась волна пыли, в земле разверзлось похожее на губы отверстие. В глубине бурлящей почвы роились маленькие огоньки. Йама увидел их, когда выхватил свой ранец и перепрыгивал все расширяющуюся щель. Он приземлился на ладони и колени, но земля снова шевельнулась, и он упал. Белариус стоял на другой стороне щели широко расставив ноги, он размахивал над головой двумя горящими кустами. Вдруг край каньона подался и с шипением стал сползать вниз. Через мгновение в грохоте, подобном раскатам грома, возникло и закипело необъятное облако пыли, а потом весь каньон осветили молнии. Раз, два… три раза.

Первые дома были просто пустыми гробницами, в которых поселились живые люди, образуя подобие деревень вдоль низких горных террас по старой береговой линии Великой Реки. Обитающие там люди ходили голыми. Они были тонкими и высокими, с маленькими головами, блестящими черными волосами и кожей цвета ржавчины. Грудь мужчин была испещрена спиральными шрамами, женщины закрепляли прически красной глиной. Они охотились на ящериц, змей и кроликов, собирали сочные молодые стручки колючего гороха, выкапывали в сухих плато над скалами коренья туберозы, собирали солерос и жеруху в прибрежных болотах, бродили по мелководью, забрасывая круглые сети, и ловили рыбу, которую потом коптили на кострах, сложенных из креозотовых кустов и сосновых щепок. Это были веселые и гостеприимные люди, щедро делившиеся с Йамой и префектом Корином своей пищей.

Потом между гробниц стали попадаться настоящие дома, выкрашенные в желтый, синий или розовый цвет, с маленькими садами на плоских крышах. Домики взбирались на горные склоны, как штабеля картонных коробок, между ними змеились крутые улицы. Над тонкими отмелями и илистыми каналами, которые, отступая, оставила мелеющая река, теснились на сваях убогие деревушки, за ними, в полулиге от дороги, а иногда и на расстоянии двух-трех лиг несла свои воды река; там были доки из плавающих понтонов, вечная суета рыбацких суденышек, барж, пронырливых катеров с косыми парусами, шныряющих вдоль берега трехмачтовых шебек. Вдоль старой прибрежной дороги уличные торговцы продавали из цистерн свежую рыбу, устриц и мидий, вареных омаров и крабов в колючих панцирях, солерос, коренья лотоса, водяные орехи, маленькие красные бананы, несколько сортов ламинарии, молоко домашних коз, специи, соленые каштаны, свежие фруктовые соки и отвары трав, мороженое, украшения из полированных ракушек, мелкий черный жемчуг, птиц в клетках, рулоны тканей с ярким рисунком, сандалии из старых резиновых покрышек от паровых экипажей, дешевые пластиковые игрушки и тысячи других мелочей. Палатки и прилавки торговцев сливались в ленту бесконечного рынка, который тянулся вдоль пыльной обочины старой дороги, сопровождаемый криками торговцев, магнитофонной музыкой и пением бродячих музыкантов, обычным гулом купли-продажи, когда люди торгуются, ругаются, сплетничают. Когда мимо прошел военный корабль, в лиге за скученными крышами жалких деревенек и кранами плавучих доков, все замолчали и стали смотреть. Как будто приветствуя толпу, он поднял длинные красно-золотые весла, по три гребца на каждом, и выпустил из пушки заряд белого дыма, салют приветствовали единодушным воплем восторга.