К чему я об этом упоминаю сейчас? – К нашему разговору о «служителях культа». Психолог зачастую превращается для клиента в этакий граммофон, а в качестве раструба дает ему выполнимые, но паллиативные советы. Им нетрудно следовать.

Например: «Если тебе грустно, тягостно, иди по улице и громко пой любимую песню – ничего, что прохожие будут недоумевать, глядеть косо, не обращай на них внимания. Или купи мороженое и съешь. Дари себе побольше позитива».

Как будто плохого в таких советах нет. Разве что они ровным счетом ничего не меняют в жизни несчастного человека. И возвращается несчастный обратно к психологу через короткое время, чтобы подзарядиться от специалиста позитивом, уверенностью, оставить у него в кабинете часть своих страхов и печалей.

Психолог блестит навстречу глазами и белозубой улыбкой: «Вы пели песню? Ели мороженое? – Отлично! Теперь научитесь ездить на велосипеде – это море позитива! Но вначале пойдемте в группу, где ваши товарищи (такие же как вы бедолаги) обнимаются, разговаривают, подбадривают друг друга». Раструб навинчен на граммофон. Уходя, клиент уносит с собой именно раструб. Психолог-«граммофон» остается в своем кабинете и продолжает приторговывать надеждой на лучшее. Несбыточной, однако.

Кто-то скажет: но ведь и такая психологическая помощь нужна людям. Не спорю, нужна. Особенно тем, кто глубоко провалились в яму своего несчастья, неверия в себя. Им бы поддержать силы, взбодриться, хотя бы чуть-чуть. И с энтузиазмом – в работу, к созидательным людям, к счастью. Однако это редко происходит именно так. Гораздо чаще группы психологической поддержки такого сорта становятся единственным пристанищем для тех, кто при других обстоятельствах мог бы на самом деле развиваться. А не принимать себя «таким, как есть». В уверенности, что там, за внешней стенкой, в миру, все гораздо хуже и безнадежнее.

Притчей во языцех стал телепроект «Дом-2». Сейчас он, насколько я знаю, изменил прежний формат, сменил прописку, но, тем не менее, этому явлению много лет, и оно не прошло незамеченным. Мягко говоря. Именно его обвиняли в пошлости и развращении аудитории. Однако будем объективны: это был самый «долгоиграющий» реалити-проект на российском телевидении, один из самых рейтинговых. Его франшизу купили телеканалы разных стран мира. Откуда же к нему такой интерес? Что, этот проект сам породил ажиотажный спрос на себя? Полагаю, нет. Не одиозный «Дом-2» развратил своих зрителей, не телепрограммы про чье-то «грязное бельишко» породили поколение бездуховных людей. Всё наоборот. Не надо, как говорится, ставить телегу впереди лошади, путать причину со следствием. Это изначально, по содержанию, зрелища для несчастных людей. Фрагмент культа несчастья. Увы, несчастные хорошо усваивают лишь такую «духовную пищу» – примитивную, лживую, порочную. Потому что в ней отражаются их проблемы и, как им кажется, предлагаются образцы решений. В общем, «когда в пространстве нет столба, собакам не на что мочиться».

Несчастный не будет смотреть и не смотрит фильмы и телепередачи про счастливых людей – одухотворенных, стремящихся к высоким целям. Несчастных такие образы раздражают, они не верят в их реалистичность. Считают издевательской пропагандой. А в реальность персонажей «Дома-2» с их, прошу прощения, полуживотными инстинктами верят. И внимательно за ними следят.

•

•

На фоне проблемной (пред– и посткризисной) экономики капитализма, все менее нуждающейся в «человеческих ресурсах» (понятие-то какое!), способы обращения к лишним – несчастным – людям будут только множиться и изощряться. Один так называемый «постмодернизм» чего стоит! Эта философия призывает не видеть разницы между умением и беспомощностью, мастерством и ученичеством, шедевром и грубой поделкой и тому подобным. Согласитесь, такая «уравниловка» на потребу несчастным.

Счастливый отлично понимает, что это не так. И отвергает постмодернизм. Несчастный же верит в него, как в благую весть. А что ему остается делать? Признать свою нежизнеспособность, свое ничтожество? – Ах, как это непросто! Вот несчастный и радуется, что есть в мире такие же, как он. И немало таких. И даже требует, чтобы его статус «несчастного» был узаконен и привилегирован.

Для несчастных счастье – потусторонний мир. Именно поэтому телепрограммы про людей, находящихся на дне жизни – как в материальном, так и в моральном аспектах – притягивают внимание аудитории. Нет, зритель не развращен, он в массе своей несчастен.

Образуется замкнутый порочный круг: экранные образцы несчастья приукрашиваются, тиражируются, что, в свою очередь, формирует в обществе представление, что именно так и нужно жить. Что это не плохо и не стыдно. А кое в чем – и привлекательно. Мотивация быть счастливым убивается на корню. За счастье выдается безделье и безудержное потребление (и те, кто лишен возможности потреблять вволю, верят, что это правда).

В общем, спрос рождает предложение, а предложение – спрос. И это уже не проблема телевидения. Это проблема всего общества. Одним увеличением позитивного благородного контента ее не решить.

•

•

Сегодня модно говорить об эмоциях. С одной стороны, это раздражает. Как будто кроме эмоций у человека нет других, более рассудочных, переживаний. С другой, действительно, эмоции – это главное психологическое «расчетное средство». Эмоции наша награда, если мы поступаем правильно, эмоции – наше наказание за деструктивные поступки. Переживание счастья как наивысшего уровня жизнеспособности – это тоже эмоция – яркая, позитивная. И появляется она у тех, кто соучаствует в производстве благ.

Участие в общественно полезной деятельности – вот подлинное счастье. Те же, кто участвуют лишь в присвоении произведенных продуктов, растрате ресурсов, положительные эмоции испытывают только в самом начале, по неопытности, как нувориши. Затем наступает отрезвление и возникает вопрос: «А ты все это, чем владеешь, заработал?» Отрицательный ответ вызывает горькое чувство неправедности происходящего, отчужденности от людей, аморальности. Счастьем это не является и не называется.

•

•

Интересно, что огромный объем культурно-психологической работы, проводимой нуворишами за их деньги, по их заказу, направлен как раз на поиск морального оправдания стяжательства. Но получается это плохо, недостоверно.