– Я все знаю. И мне для этого вовсе не нужно, чтобы кто-то о себе что-то рассказал. Я достаточно прожил, чтобы уметь читать в человеческой душе.

– Ты ничего не знаешь, – ожесточенно произнесла Кира. – Но раз тебе так интересно, я расскажу: мой муж предал меня. Он мне изменил. Значит, разлюбил.

– Он сам тебе это сказал?

– Нет.

– А ты пыталась поговорить с ним?

– Нет. Это не нужно, я все видела собственными глазами.

– Ты же взрослый человек, Кира. А поступила, как неразумное дитя.

– Ну знаешь ли! – вспылила она, вскакивая. – Я сама разберусь, что к чему.

Она быстрым шагом пошла в сторону от океана и сидящего у костра человека. Как вдруг резко, будто хлыстом, получила в спину:

– Не вернешься к семье – сгинешь.

Она остановилась на мгновение, часто дыша, а потом еще быстрее пошла прочь.

С этого момента Кира не старалась гнать от себя слова Вианора, они назойливо крутились в голове, не давая ей покоя.

Можно, стоя у зеркала, смотреть на себя и внушать, что ты не заслуживаешь того, что с тобой случилось. Можно убедить себя, что ты во всем права и в твоей жизни ничего не стоит менять. Но как бы глубоко в подсознание мы ни загоняли свои сомнения, они никуда не уходят. Они забираются в самые глубины памяти и там ждут удобного момента, чтобы выплыть и расцвести пышным цветом. И тогда уж точно не будет покоя.

Именно это происходило сейчас с Кирой, и уже не вера в свою правоту, а нелепое детское упрямство не давало ей попросить Алана вызвать помощь и уехать на Большую землю.

* * *

В тот день, двадцать четвертого августа, стояла тихая безветренная погода. Кира сидела на своем любимом месте – большом камне у кромки воды – и грелась на солнце. Закрыв глаза, она подставляла лицо лучам и прислушивалась к тихому шелесту волн. Сонливость наваливалась на нее, и она то и дело открывала глаза, чтобы не заснуть.

Странное что-то стало происходить вокруг. Какая-то черная тень пробежала по небу, закрыв на мгновение солнце, и скрылась неизвестно куда. Ветер дернул Киру за платье и задрал юбку. Потом залетел за ворот и дохнул холодом, обнажив грудь. Она запахнула плотнее одежду и обернулась.

По берегу, у самой кромки воды, шел человек. Худые смуглые ноги его легко касались земли, светлые полотняные штаны были закатаны и только чуть-чуть выглядывали из-под белой длинной рубахи. Седые волнистые волосы развевались по ветру, а голову его окружало что-то белое, будто венок.

«В белом венчике из роз…» – вспомнилось Кире, и она шире раскрыла глаза.

Мужчина улыбался ей. Его стальные глаза казались необыкновенно синими, и от лица шел неземной свет.

– Странник? Вианор…

Она встала и протянула к нему руки. Ей вдруг захотелось пойти навстречу, прижаться к нему и обнять – тепло, по-дружески, по-сестрински. Ее охватило таким потоком любви, что она едва не захлебнулась. Теперь она понимала, о чем он говорил, когда призывал любить всех. Он имел в виду вот такую вселенскую любовь. Безрассудную и безотчетную.

Кира пошла к нему навстречу, но он прошел мимо и исчез.

Она стояла одна на берегу и растерянно озиралась. Небо вдруг покрылось черными тучами, солнце скрылось, и подул холодный пронзительный ветер.

Сердце бешено заколотилось. Еще не отдавая себе отчета, не понимая, что происходит, она побежала туда, где оставались Алан и Вианор.

– Это было вполне крепкое дерево, оно не должно было упасть, – сокрушался Алан. – Я не понимаю, как это могло произойти. Вианор проходил мимо, как вдруг это чертово дерево рухнуло на него.

– Он мучился? – размазывая слезы по лицу, спросила Кира.

– Нет. Он умер мгновенно.

Кира долго сидела рядом с телом, оплакивая Вианора. Она, как могла, молилась о его душе, прося, чтобы все было так, как он хотел. Пусть он встретит там свою Аллу и будет с ней счастлив. Кто не смог стать счастливым на земле, пусть обретет неземной покой.

Забылась Кира только под утро тяжелым сном. Во сне спустился к ней странник и сказал:

– Помнишь, что я говорил? Уезжай к семье, тебе без них жизни нет.

Проснувшись в холодном поту, Кира растолкала Алана и взмолилась:

– Вызывай помощь. Не могу больше, душа болит. Сил никаких нет.

К берегу, куда должен был причалить корабль и где уже стояла, ожидая его, Кира, пришел Алан. Он поставил небольшой саквояж на песок и с улыбкой посмотрел на нее.

– И ты тоже? – кивнула она на багаж. – Неужели решился?

– Да. Понял, что больше не смогу здесь жить как прежде, в одиночестве. Видно, и этот период моей жизни закончился.

– Что думаешь дальше делать?

– Жить. Вернусь в клинику, буду оперировать. Может, встречу еще кого-нибудь и женюсь. А может, так и буду холостым до конца жизни. Что поделаешь, не мальчик уже, рассчитывать на пылкую страсть не приходится.

– Зачем страсть? Пусть будет тихая любовь.

– Я не против. Но почему-то мне кажется, что я уже никогда не полюблю. – И, не давая ей возразить, быстро вскинул руку: – Смотри! Как красиво летит птица.

Кира подняла голову и долго следила за полетом белой чайки. Ей было немного грустно. Она понимала, что Алан влюблен, что он сильно привязался к ней, но ничего не могла ему обещать. Для нее он так и остался хорошим другом, не более.

– Я обязательно навещу тебя, приеду в твою клинику. И, может быть, даже решусь подправить нос. Или уши, – она засмеялась.

– О, только не это! Приезжай просто так, зачем тебе что-то в себе исправлять.

В порту Сиднея они расстались, и Алан сразу направился в аэропорт брать билет до Лондона. А Кира решила навестить свой дом. Почему-то ей казалось, что там по-прежнему живут Лес и Анфиса. И хотя она одергивала себя, напоминая, что отсутствовала целых три месяца и муж с дочерью наверняка давно уехали, иллюзия не исчезала.

* * *

Как заставить человека испугаться до мозга костей? Быть может, появиться у него за спиной в тот момент, когда он, ничего не подозревая, выносит из дома ценные вещи?

Марфа была уверена, что с хозяйкой все кончено. С того света не возвращаются. Да еще адвокатша эта приезжала, несла какую-то чепуху. Но Марфа хоть и выглядит тугодумкой, но соображать быстро все же способна. Она сразу поняла, что у хозяина серьезные проблемы – его подозревают в убийстве. А раз подозревают, то могут и посадить. И тогда дом… кому достанется дом? Смерть хозяйки не установлена, а значит, пока ее не признают умершей, особняк будет ничейный. Так? А платить ей за то, что она его сторожит, кто должен? Давно уже зарплату задолжали.

Марфа потерла конопатый нос и опять ухватилась за вместительный чемодан. Она, пыхтя, тащила его к машине, рассчитывая компенсировать украденными вещами невыплаченную зарплату и хозяйкину скупость. Виданное ли дело, почти двадцать лет на нее отпахала, рассчитывала на строку в завещании, а в ответ – фигу. Тысячу долларов оставила да сервиз на двенадцать персон. Это что?! Да просто насмешка какая-то.