Надежда потянулась вперед всем телом… и чуть не упала со стула. За окнами опустились сумерки. В комнате царил полумрак, портреты висели на своих местах. Но девушка не спешила стряхнуть с себя сонную хмарь. Ей нравилось овладевшее ею тягучее томление, ожидание чего-то чудесного, что обязательно произойдет и наполнит и ее жизнь невидимым сиянием.

Отчего-то она была уверена, что ждать осталось совсем недолго.

На этот раз Надежда не стала надевать подобную панцирю ночную рубашку до пят и с длинными рукавами. Ее сорочка больше походила на эфемерное одеяние сказочных эльфов. Ложась в постель, она и не думала вжиматься в стену, как некогда, стараясь стать ее неотделимой частью. Наоборот, она чувствовала себя сказочной красавицей на ложе из лепестков цветов, которую вот сейчас, сейчас поцелует прекрасный принц…

Он звонил и на сотовый, и на обычный городской телефон каждые десять минут и чертыхался, потому что все было бесполезно: никто не брал трубку. А Владимир нутром чуял, что если упустит момент, то потом уже может не произойти то, что должно произойти, то, что для него жизненно важно.

Когда понял, что теряет терпение, он плюхнулся на тахту и задумался. Ехать домой к Надежде Владимир не собирался. Нет ее там – он был в этом уверен. Оставались подруги. Этот вариант казался предпочтительнее. Но которая из двух? Та, что откровенно строила ему глазки, или та, что посматривала исподтишка, изображая полнейшее равнодушие?

– Ни та и ни другая! – решительно произнес Владимир. – Надежда покинула выставочный зал вне себя от раздражения, но при этом она явно не собиралась делиться с подругами причинами своего настроения, потому что…

Бравурная мелодия сотового прервала его размышления. Он взглянул на дисплей и отрывисто бросил в трубку:

– Привет! Чего звонишь?

– Да вот хотел сказать, что, наверное, завтра или послезавтра появлюсь у тебя в Коврюжинске…

– Не смей! – заорал неожиданно для самого себя Владимир, перебивая Коржика. – Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни… В общем, никогда! Нечего тебе там делать!

– Ты что, с ума спятил? – встревожился друг.

– Очень может быть, поэтому лучше не мешай мне. Нам, сумасшедшим, перечить нельзя… Да, спасибо за дельную мысль!

– Какую мысль?

Но Коржику уже не с кем было говорить. Его невежливый собеседник отключился без всякого предупреждения.

– Псих, как есть псих, – сказал Филипп, качая головой, и крикнул жене: – Юльк, я, пожалуй, еще побуду с вами. Может, даже до конца лета… А ты знаешь, по-моему, Володька собирается жениться.

– Это на той девушке, про которую ты мне рассказывал? – спросила жена, подходя к нему и садясь на деревянную садовую скамью перед деревенским домом.

– Ага.

– Я бы на ее месте не замуж за него пошла, а с лестницы спустила после всего того, что вы устроили.

– Ну, по-моему, обе эти вещи легко сочетаются. Главное – выбрать нужную последовательность. Сначала спустить с лестницы, а потом уже идти под венец…

– Я возьму это на вооружение, – сказала Юлька.

– Что именно?

– Сначала – спустить с лестницы, а потом поглядим, – ответила она.

– Почему «потом поглядим»? – удивился Филипп.

– Ну, не идти же мне за тебя замуж во второй раз, – ответила ему жена. – А за что мужчину спустить с лестницы, всегда найдется.

– Какие вы, женщины, все-таки кровожадные, – с деланым тяжелым вздохом произнес Филипп, обнимая жену и намереваясь ее поцеловать. – Нужно будет предупредить бедного Володьку…

– Так он тебя и послушает, – прошептала Юлька, прежде чем ответить на поцелуй.

На лестнице раздались крадущиеся шаги. Надежда прислушалась и попыталась усмирить бешеное биение сердца. Но оно набатом гудело в ушах. Тогда она приложила руки к груди и закусила губу.

Чуть скрипнула, открываясь, дверь, и на это движение ответил язычок пламени керосиновой лампы. Затем раздался глухой стук упавшей на пол кроссовки, потом другой. После этого шаги стали еле слышными.

Надежда облегченно вздохнула и закрыла глаза. На губах ее играла счастливая улыбка.

Дама в сером платье и молодой человек в зеленом мундире на портретах деликатно отвели взгляд в сторону…