«Каком Большом театре?» - удивились китайцы. И рассказали, что речь в книге идет вовсе не о творчестве Веры Давыдовой, аоее любовных отношениях со Сталиным.

Когда бабушка в подробностях узнала содержание книги, то ей стало плохо.

Оказалось, что сочинение Гендлина, которое он выдал за якобы надиктованные ему воспоминания Давыдовой, в семидесятых годах вышло в Европе, почти мгновенно стало бестелером во всем мире и было переведено на несколько языков. Мало того, в Голливуде по этой книге собирались снимать фильм.

Первым делом бабушка потребовала перевести для нее книгу на русский язык. Первыми текст прочли мы и решили бабушке его не показывать. Но не таким она была человеком, чтобы не добиться своего.

Можно представить себе ее чувства, когда она читала о себе и Кирове. Или о том, как ревновала Сталина к другой оперной диве, Валерии Барсовой.

Из книги Леонарда Гендлина.

«После банкета Валерия Барсова на своих коротеньких ножках направилась к сцене, петь. Несмотря на свои сорок лет, она прекрасно выглядела. Иосиф Виссарионович не сводил глаз с её декольте. Мы несколько раз встретились с ним взглядом. Потом конферансье торжественно объявил: «А сейчас выступит наша изумительная Кармен - Вера Давыдова!»

Ворошилов и Тухачевский преподнесли мне цветы.

В полночь гости разошлись. И Ворошилов, и Тухачевский предложили мне место в машине. В их спор со смехом вмешался Сталин:

- Что это: два волка спорят из-за добычи? Учтите, на вашей дуэли секундантов не будет!

Впервые Сталину был безразличен мой отъезд. Была уверена, что на ночь он пригласил матрону Барсову или одну молоденькую балерину. Страшилась будущего и одновременно чувствовала себя птицей, выпущенной из клетки.

- Клим, поехали, - зевая, сказала Екатерина Ворошилова.

- Хорошо-хорошо, едем, - ворчливо бросил он.

Таким образом, я оказалась в машине Тухачевского. Сталин даже не взглянул на меня.

Опустевшими улицами мы неслись через город в лес. Свежий ветер овевал наши лица. Мы были свободны и счастливы как птицы.

- Верочка, когда ты согласишься стать моей женой? - грустно спросил Михаил Николаевич. Я ответила ему долгим-долгим поцелуем.

- Поедем на несколько дней в Переяславль, - предложил Михаил. - У меня там - друг, половим рыбу.

- А что я скажу в театре?

- Постараюсь устроить бюллетень из военного госпиталя, у меня там друзья.

Барсова сильно изменилась. Стала настоящей мегерой. Её малейшее желание мгновенно исполнялось. Она получила прекрасную новую квартиру и пригласила меня на новоселье: новая фаворитка хотела унизить брошенную любовницу.

Я специально пришла с Норцовым. Танцевали, пели, было чудесно. Раздался телефонный звонок, звонили из Кремля. Барсова поспешно кинулась к аппарату. Её попросили передать мне об участии в концерте, который должен был состояться в Кремле! От злости Барсова искусала до крови губы.

- Дорогая, - прошипела она сквозь стиснутые золотые зубы, - я знаю все ваши похождения и не советую прошибать головой стену. Вы проиграли. По секрету, между нами, могу сказать: он на коленях умолял меня стать его женой.

Я больше не могла сдерживаться и расхохоталась. Мой смех был настолько заразителен, что рассмеялись и гости, не зная причины этой весёлости и не слыша ни слова из нашей «дружеской» беседы.

Мы прекрасно провели время с Михаилом Тухачевским в Переяславле: ходили по монастырям, ловили рыбу, отдыхали, но, к сожалению, его скоро отозвали на службу.

Вскоре после моего возвращения мне передали конверт с билетом до Сочи и большой суммой денег. Тут же позвонил Поскрёбышев:

- Передаю трубку товарищу Сталину.

- Товарищ Давыдова, вы совсем перестали бывать у нас. Это плохо - забывать старых друзей!

- Я болела, горло лечила.

- Тогда мы квиты. Я тоже болел. У меня очень болели зубы. Скоро увидимся. До свидания!»

Ольга Мчедлидзе продолжает:

- Бабушка прочитала книгу. В результате с ней случился сердечный приступ. И думаю, ее уход из жизни стал следствием этой книги. Она ведь ничем не болела.

Автор якобы воспоминаний певицы очень хитро подстраховался. В предисловии он написал, что однажды его пригласила к себе Вера Давыдова и спросив, смелый ли он человек, рассказала историю своих отношений со Сталиным. А в конце будто бы предупредила, что когда книга выйдет, она ото всего будет отказываться.

При том, что книга написана от первого лица. Там, среди прочего, есть такие фразы: «Я нежилась в весенних солнечных лучах и, лежа на тахте, читала Мопассана». Полная чушь.

Бабушка на самом деле знала Гендлина. Он работал в оркестре Большого театра. Но был, скажем так, не самым приятным человеком и не самым хорошим музыкантом. Дело кончилось тем, что мой дед, руководивший в те годы оперой Большого, уволил этого Гендлина. И тот, уехав за границу, таким образом отомстил деду. Ведь получалось, что бабушка была ему неверна.

Мало того, деду Гендлин тоже посвятил несколько строк в книге. Так, согласно его версии, именно благодаря всемогущим поклонникам Давыдовой сложилась и судьба самого Мчедлидзе.

Сергей Киров, ухаживая за певицей, сообщает ей о переводе супруга в Большой театр.

А ведь дед действительно был очень интересным человеком. Кончил школу в Кутаиси. Первое образование получил в Тифлисе, работал юристом. А потом его пение услышали, случайно, за столом. И сказали, что с таким басом он должен учиться в консерватории.

Сперва он поступил в консерваторию в Тифлисе. А потом уже его послали в Ленинград. У Дмитрия Мчедлидзе была успешная карьера. При том, что он был, как принято говорить, из неблагонадежной семьи. Его отца, священника, расстреляли за то, что он освятил храм.

Страшная была история. Их - нескольких священников - расстреляли не до конца, скорее ранили. И закопали живыми, земля над их могилой ходуном ходила. Жена Симона, моя прабабка, ходила к той могиле, но ее туда не пускали.

Потом, уже в наше время, прадеда причислили к лику святых.

В Большом Дмитрий Мчедлидзе был директором оперы в самую золотую эпоху театра, в 30-е годы. А в Тбилиси уехал, потому что его сюда позвали.

Просьба исходила от тогдашнего Первого секретаря ЦК Грузии Мжаванадзе. Он лично попросил деда и тот приехал поднимать театр. А потом вдруг отказался быть директором Оперы в Тбилиси. Был такой период, когда он пять лет не был директором. Потом Эдуард Шеварднадзе, тогда уже он являлся Первым секретарем ЦК Грузии, его вызвал к себе, потому что в Опере полный был упадок. Сами работники театра требовали вернуть деда, потому что помнили, как при нем было хорошо. И его вновь назначили.

Перед самой своей смертью дед закончил книгу о трех поколениях грузинских певцов. Интересная получилась книга. Но существует только в рукописи, так и не увидев свет.