Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я меняю бинты, и неожиданно ловлю взгляд Амира. Он задумчиво смотрит мне прямо в декольте. Моя рука на автомате тянется к лямкам платья и подтягивает их повыше. Несомненно, Мирослава отдала мне весьма откровенную шмотку, но вот так нагло рассматривать…мы сейчас тут вдвоем, и кажется, что после этого воздух вокруг становится просто напряженно-горячим.
— Амир, — произношу я нервно, — не мог бы ты поднять взгляд выше?
— Нет, — слышу я спокойное, — это хорошо отвлекает.
У меня вырывается смешок.
— Прости, моя грудь отвлекает?
— Да, — он едва приподнимает уголок губ в ответ. Иронично. Будто бы ничего такого и не случилось.
Я молча поворачиваюсь к аптечке, беру оттуда таблетки, распаковываю пару штук. Потом беру руку Амира и вкладываю ему в ладонь два кругляшка. Он опускает взгляд вниз.
— И что это? — интересуется он.
— Это отвлечет тебя получше от неприятных ощущений. Обезболивающее, — поясняю я, продолжая снова уделять внимание ране, — и не надо так смотреть. Я не виновата в том, что твоя жена отдала мне такое платье.
— Тебя смущает мое внимание?
— Да, — признаюсь я, — ты слишком откровенно рассматриваешь.
— Ты слишком откровенно наклоняешься перед мной, Рита. Ты вроде сама отослала стюардессу, и высказала желание помочь мне, или я что-то не расслышал в вашей беседе?
Я краснею. Кровь приливает к щекам так внезапно, что мне кажется, будто они вспыхивают красным, как раскаленный метал. Черт, он, все-таки, услышал тот разговор.
— Я сомневаюсь в ее квалификации, — отмазываюсь я и слышу смешок.
— Брось. Они умеют оказывать первую помощь. Эта бы точно старалась.
Почему-то Амир говорит вполне обычные вещи, но я слышу в его словах двойной смысл. Возможно, из-за его интонации, с которой он говорит. Моя бровь сама по себе изгибается в ответ на эту реплику, а когда я смотрю на него, то вижу, что Амир смеется надо мной.
— Не прикалывайся надо мной, или сделаю больно, Амир. Нельзя издеваться над двумя категориями людей: которые готовят тебе еду, и которые лечат тебя. Не знал? — я заканчиваю с раной, и перебинтовываю ему руку. На перемотку его бицепса уходит просто дочерта бинтов. Мандраж уходит, потому что я отлично справилась, и взгляд впервые срывается с раны на обнаженный торс мужчины. Я мысленно констатирую, что он однозначно занимается спортом. На его рельефе можно белье стирать.
Не знаю уж, чего не хватало Мирославе. До этого дня я считала, что она сбежала из-за тирании Амира. Но человек, который жил под гнетом морального насилия, вряд ли скажет “у тебя был непростой характер, и еще я не нагулялась”. Он скажет “ты монстр. Я вздохнула полной грудью, освободившись от тебя и поняла, какими должны быть здоровые отношения”.
Хотя, возможно, я еще многое не знаю.
— Амир, — неожиданно вырывается у меня, когда я думаю о его жене, — кем я буду, оставшись у тебя? Мне так и придется жить с документами Мирославы?
Этот вопрос мне дается нелегко. Страшно услышать ответ. Я пересекаюсь с Амиром взглядом, медленно выпрямляюсь и комкаю в руках окровавленную салфетку. Сжимаю ее настолько сильно, что она с легкостью рвется.
Несмотря на то, что вряд ли мое положение изменится от документов, ответ для меня многое будет значить. Кем я буду для остального мира? Исчезнет ли Рита, и придется ли мне до конца жизни остаться другим человеком? Амиру будет легче оставить меня, представляя своей женой. Но не мне.
Поэтому я с замиранием сердца жду ответа.
— Посмотрим еще, — коротко отвечает Амир спустя долгую минуту тишины. Он встает с дивана, а я, сжав челюсти, отшвыриваю салфетку на столик. Что он посмотрит-то? Опять его ответ только оставляет чувство неопределенности и тревоги.
— Рекомендую тебе находиться в покое, — резко произношу я и закидываю все обратно в аптечку, — лучше лечь и отдохнуть, чтобы не терять еще больше крови.
Если я однажды сбегу от Амира, я точно скажу “он монстр. Без сердца. Любит оставлять людей в морально подвешенном состоянии”.
Я захлопываю крышку аптечки и, выдохнув, произношу:
— Думаю, стюардесса сама ее заберет. А я пойду отдохну.
И, отвернувшись, ухожу в хвост самолета. Там была небольшая комната для отдыха. Точнее, комната для сна, потому что я видела там кровать, на которую я смогу рухнуть и выключить голову.
И я понимаю слишком поздно, что Амир отправился за мной: когда дверь неожиданно закрывается за моей спиной, а я, подпрыгнув, разворачиваюсь, и ошарашенно смотрю на мужчину, который так и не надел футболку.
— Ты…
“что тут делаешь?…” — не успеваю закончить я, когда Амир рывком притягивает меня к себе, положив руку на спину. О, Боже.
— А ты как хочешь жить, Рита? — интересуется он с усмешкой, — давай честно. За уход от ответа или ложь я буду снимать с тебя деталь одежды.
— Но… — вырывается у меня, — на мне только платье. И нижнее белье.
Он приподнимает бровь. Я выдыхаю.
— Не смешно. Я хочу остаться Ритой. Это возможно? К тебе тогда будут вопросы. У тебя жену по-другому звали. И вряд ли тебе положено жить с женщиной без брака. Амир, вообще в тебя выстрелили и тебе лучше полежать, — я пытаюсь вывернуться, но он еще сильнее прижимает меня, и я замираю.
— Предположим, что мне не положено, — спокойно отвечает он, — и что тогда? Могу взять тебя в жены. Только жене положено исполнять супружеские обязанности. Ты будешь это делать?
— Амир, — рычу я, — нет, конечно!
— Почему? — кажется, он немного надо мной издевается.
— Мы незнакомы почти, — у меня вырывается смешок. “Почему”? Вот так просто он спрашивает? У меня было много “потому что…”, только сейчас мне сложно сформулировать причину.
— И всё? — теперь усмехается он, а я закрываю глаза. Черт. Сложно разговаривать в таком положении и на такие темы, — это поправимо.
— Ты не в моем вкусе, — произношу я, лишь бы перевести разговор в другое русло. Амир неожиданно наклоняется к моему уху, а я покрываюсь мурашками.
— Врешь, Рита. Иначе бы так уничтожающе не смотрела на ту блондинку. Когда она предложила мне помощь.
Как он это раскусил? Мне кажется, что в тот момент у меня даже лицо не изменилось. Только внутри что-то неприятно перевернулось.
Несмотря на то, что этот невыносимый человек настолько нарушает мое личное пространство, что я чувствую его дыхание на своей шее, я все равно нахожу в себе силы вложить твердые нотки в свой тон:
— Я все ещё Мирослава, Амир, по легенде, — произношу я, будто бы действительно ничего особого не случилось в разговоре с той девушкой, — и как твоя жена, по-твоему, посмотрела бы на женщину, которая стремится потрогать ее мужа? Я играю роль!