— В наших делах мелочей нет. Если Москва решила свернуть аварийно нашу разработку, значит, Кушаков представляет собой большой риск в масштабах страны. Мы же не знаем всей картины в увязке с международными играми, как явными, так и подковерными. Топай к следователю со всеми материалами, я сейчас позвоню начальнику следствия, пусть подключается, включает голову. М-да. Работы непочатый край.

Щукин начал набрасывать план, увлекся, забыл на секунду, что Уланов еще в кабинете, потом вспомнил и кивнул ему:

— Давай занимайся делами. Чую, что и ночевать половине управления придется на работе.

Когда Уланов ушел, он позвонил Галкину, вкратце передал, что завтра будет, попросил, чтобы Кушакова взяли под усиленное наблюдение, но так, чтобы не спугнуть, а то успеет уничтожить улики.

Также позвонил в спецназ управления, чтобы готовили боевую группу, у Кушакова на постоянном ношении табельный пистолет и спецсредства, надо форсировать быстро, чтобы не успел применить. По большому счету ему терять уже нечего.

Санкции суда на обыск квартиры также надо сделать. Щукин бросил взгляд на листок, уже было больше тридцати пунктов плана. И это только первоочередных. Снова тяжело вздохнул. Нельзя дела со шпионами вот так, «с колес», реализовывать. Можно все потерять. А толком еще неизвестно, где Кушаков хранит собранную информацию.

Если в деле Трианона из «ТАСС уполномочен заявить» были одноразовые шифровальные и дешифровальные таблицы, что являлось уже само по себе неопровержимыми уликами, то у Кушакова книги. И пусть там имеются отметки, точки, микропроколы, это ни о чем не говорит. Скажет человек, мол, мои любимые книги, зачитываю до дыр. Попробуй возрази.

От злости Щукин ударил кулаком о раскрытую ладонь. Жаль, что тайниковая операция провалилась в Питере. Думал, мечтал, что возьмет на следующей передаче. Он вздохнул, растер шею, уши, чтобы кровь прилила к голове. За работу!!!

Утром Роман в прекрасном расположении духа вышел из квартиры, запер дверь, стал спускаться по лестнице быстрым, летящим шагом, почти не касаясь ступеней. Навстречу поднимались двое мужиков в спецовке, в стоптанных, грязных сапогах. Обычные сантехники, у одного на плече смотанный трос для прочистки канализации, у второго в руках видавший виды ящик с инструментами.

Роман взял правее, прижавшись к перилам, чтобы пропустить работяг, но тут же растянулся на лестничной площадке, чуть не разбив голову. Уже в падении его принял второй «сантехник», ловко положил и, рывком завернув руку назад, взял «на болевой прием».

Первый, сбросив трос на пол, точно так же завернул правую руку назад, мгновение, и браслеты защелкнулись на запястьях, в затылок уперся ствол пистолета. Ворот рубашки одним движением, видно, что не впервой, оторвали с одной стороны и с другой, и у Растесса невольно мелькнула мысль: «Они действительно думают, что у меня вшита ампула с ядом?»

Вполголоса, без истеричных ноток ему сказали:

— Работает спецназ ФСБ. Не дергаться! — и рывком поставили на ноги.

Первый сзади, удерживая ствол у затылка, ударил по одной, по второй ступне и развел ему ноги шире плеч. Из такой неустойчивой стойки не побежишь, не нанесешь удар. Второй быстро проверил карманы, вынул пистолет из наплечной кобуры, из заднего кармана наручники, затем ключи, кошелек, служебное удостоверение, ручку, запасную обойму к пистолету.

Все быстро, сноровисто, молча, профессионально. Выщелкнул магазин из пистолета, проверил, нет ли патрона в патроннике, контрольный спуск, поставил на предохранитель, вынул прозрачный пакет с замком, кинул туда все изъятое, достал черную нейлоновую шапку, натянул на голову так, что Роману ничего было не видно, и объявил:

— Кушаков Роман Анатольевич! Вы задержаны! Пошли!

Поддерживая его, чтобы он не споткнулся, быстрым шагом пошли-потащили вниз.

Кровь прилила к голове, воздуха не хватало. Охватила паника. Засосало под ложечкой, как тогда, в постели. Ноги стали ватными, колени предательски дрожали.

Чтобы успокоиться, Роман глубоко дышал, задерживая дыхание на секунду.

В голове сразу всплывали инструкции от учителей-англосаксов, как нужно себя вести при «неконтролируемой ситуации». Значит, нужно взять ее под контроль и управлять ею.

Пока шел досмотр, в голове агента ЦРУ прокручивались варианты, где он мог проколоться и что на него есть.

Самое главное — карта памяти с фотографиями шифротелеграмм и содержимого портфеля отца Олеси — Григорьева-старшего. Под шапкой не видно было, как улыбка чуть тронула его губы. Не найдут. Так. Компьютер, он просматривал на нем снимки. А ведь как чувствовал, отформатировал жесткий диск. Снова улыбка под непрозрачной шапкой. А что у вас есть против меня, товарищи чекисты? Ничего!!! Кукиш с маслом! На-ка, выкуси! Я снова вас всех переиграл!

Его запихнули в автобус. Кинули на пол, прижали к полу ботинком. Очень страшно и унизительно.

Несмотря на это, Кушаков с трудом сдерживал рвущийся из него смех. И он хотел пойти к ним? Он расстраивался, что не попал на службу? Тьфу! Да они дети сопливые! Его подготовка была во сто крат выше, чем у всего местного Управления ФСБ!!! В голове всплыла фраза из фильма «Место встречи изменить нельзя»: «Нет у вас методов против Кости Сапрыкина».

Тут же сам себя одернул, нельзя расслабляться, нельзя!!! Могут точно так же, как в кино, подбросить кошелек. Только не кошелек, а что-то посерьезнее.

Автобус въехал во внутренний двор Управления ФСБ.

Без малейшего шанса на побег или сопротивление Романа провели внутрь здания, завели в какую-то комнату, довольно бесцеремонно плюхнули на сиденье стула и сдернули шапку.

Жмурясь от яркого электрического света, он оглядел комнату.

Потом начался личный досмотр. Пригласили двух понятых. Протокол. Раздели до нижнего белья. Внимательно рассматривали швы на одежде, старые кроссовки, от которых пахло как от дохлой крысы, чуть не распороли.

Кушаков сидел, скованный наручниками, и, откинувшись на стул, затылком терся о прохладную стену, пытаясь остудить пылающую голову.

Только на мгновение ему расстегнули браслеты, чтобы снять рубашку и куртку, затем сильно защелкнули.

Снова расстегнули, чтобы подписал протокол. Пальцы опухли, почти не слушались, но он как-то сумел изобразить свою подпись.

Большой кабинет, квадратов шестнадцать. Перед ним стоял большой стол, покрытый белым пластиком. Точно такой же, когда он был в Финляндии. Полиграф последней модели? Ну-ну. Плавали-знаем.

Напротив два стола. За одним две тусклые личности. «Полиграфологи», — проскочило в голове у Кушакова. Они уставились в ноутбуки и что-то щелкали, настраивая аппаратуру.

За вторым столом сидел за компьютером самый молодой. Взгляд испуганно-любопытный. «Следак», — понял Кушаков.

Рядом, по бокам от стола, сидели еще двое.