Символ на ее камне напоминал отраженную в зеркале единицу. Глянув на рисунок, Сигурд кивнул.

— Лагуз, руна водной стихии. Это дождь, море — все, что течет и меняется, сохраняя при этом свою сущность. Одна часть твоей натуры остается прежней, другая обновляется с каждым приливом. — Он накрыл руку девушки ладонью. — Помоги мне осуществить задуманное, и твоя жизнь изменится навсегда.

Молчание. У Ская в голове царила пустота, все эмоции будто испарились. На лице Кристин отражалась борьба искушения со страхом. Вдруг из глубин сознания, будто с илистого дна, где покоились ржавые доспехи и белесые кости, на поверхность медленно поднялась одна мысль:

«У меня есть другая жизнь — с духовым ружьем и школьными автобусами, с переездами и новыми домами. Она не слишком увлекательна, но в ней, по крайней мере, нет места убийству».

Он хотел высказать это вслух, но все не решался нарушить тишину. Конец сомнениям положила Кристин — она внезапно вскочила, рывком распахнула дверь и выбежала наружу. Скатившись с крыльца, девушка бросилась к кромке леса. Ее выворачивало наизнанку.

Скай и Сигурд молча прислушивались к стихающим звукам. Затем старик повернулся к внуку.

— Какой знак достался тебе?

Скай в упор посмотрел на деда.

— Ты ведь и сам знаешь.

Сигурд склонил голову в знак согласия.

— Да, если предчувствие не обманывает меня.

Скай тоже догадывался. Насечки на камне жгли ладонь раскаленным тавром. Руна словно клеймила его.

Не отводя глаз от Сигурда, он разжал кулак и произнес:

— Турисаз — символ атаки, знак берсерка. Руна Бьорна.

— Твоя руна, Скай!

Старик поднялся с кресла и поковылял к спальне, отгороженной занавесом.

— Олав вернется через три дня, так что у тебя есть время на раздумья. Я знаю, что прошу о многом. Если ты не найдешь в себе сил помочь мне… Что ж, тогда я вскоре умру. — Он судорожно схватился за край полога. — Говорят, убивать легче с каждым разом. Скажи мне, Скай-Бьорн-Ястреб, это правда?

Три дня прошли на удивление заурядно — как будто взрослые отправили Ская с Кристин на каникулы к пожилому родственнику. Ребята взбирались к местному водопаду, любовались горными видами, плавали в ледяном озере — словом, вели себя как ни в чем не бывало. На следующее утро после приключения с зеркалом брат с сестрой отправились в город и сняли деньги для Сигурда, а потом наелись пиццы с мороженым и позвонили родителям.

Оба наврали матерям, что по-прежнему гостят у друзей на взморье, и свалили никудышную связь на прибрежные утесы. Видимо, что-то в голосе сына все же насторожило Соню, и она потребовала, чтобы сын немедленно возвращался домой. Скай притворился, что не расслышал, и поспешно прервал разговор.

— Боюсь, у нас мало времени, — сказал он, возвращая телефон Кристин.

На обратном пути она попыталась выведать у Ская, что тот думает о плане Сигурда, однако так и не добилась ответа.

«Хорошо ей, — думал Скай, пробираясь сквозь серебристые березовые заросли. — Она-то не отмечена знаком берсерка».

Он знал, что кузине тоже придется сделать непростой выбор, но ей хотя бы не предлагали собственноручно убить человека. К тому же, судя по тому, сколько времени Кристин проводила у ног деда в беседе о рунах и двойниках, она уже определилась. Скай избегал таинственной парочки и целыми днями бродил по окрестностям в одиночку. Хватит с него речей Сигурда; это решение он примет самостоятельно.

На смену жутковатому покою дней приходили ночи, полные кошмаров. Едва Скай опускал голову на подушку, как его затягивал водоворот событий, так же мало походивший на безмятежную дрему, как светлые норвежские сумерки — на английскую ночь. По бормотанию и стонам Кристин, которая спала на верхнем «этаже» двухъярусной кровати, юноша определил, что тревожные видения мучают и ее. Оба с самого начала решили, что для Ская, с его привычкой разгуливать по ночам, безопаснее ложиться внизу; впрочем, на поверку оказалось, что так ему просто легче выбраться из дома. Полог и входная дверь были пустяковой преградой, и две ночи подряд Скай просыпался в лесу, под сенью деревьев. Незнакомая обстановка не пугала его: после того, что являлось во сне, пробуждение казалось счастьем.

Бессвязные образы стремительно менялись, словно узоры калейдоскопа: Скай внезапно переносился с холма Уэнлок-Эдж на утесы Харейда, из классной комнаты — на палубу драккара; он то гнался за кем-то, то сам убегал от неведомого преследователя. И всякий раз, когда обрывки начинали складываться в осмысленный сюжет, волшебная трубка поворачивалась. Картинка рассыпалась на тысячи цветных стеклышек, и в каждом вспыхивало новое видение: лицо Торкеля, пронзенного копьем; горящий драккар и раб, бьющийся в стальных объятиях викинга; летучая мышь в луже крови на чердачном полу; серый капюшон, скрывающий пустоту. Каждый такой осколок больно врезался в сознание.

Третья ночь прошла иначе. Скай несся через лес; ему было все равно, во сне это происходит или наяву, главное — долгожданная свобода и легкость в ногах, будто он сбросил многолетние оковы. Стемнело; встречный ветер гнал по небу тяжелые тучи и толкал Ская в грудь, тщетно пытаясь отбросить его назад. Надвигалась темень, в воздухе пахло дождем. Скай бежал, не разбирая дороги; он понятия не имел, куда стремится, знал только, что должен туда попасть.

Вершина холма ничуть не изменилась с тех пор, как они с Кристин впервые ее одолели. Скай взобрался на плоскую скалу и окинул взором горы Йотунхейма — колыбель скандинавских богов. В этой долине зародились древние силы; здесь их поработили и надежно заключили в камень. Энергии рун хватит, чтобы изменить целый мир.

— Скай — ястреб! — прокричал он, страстно желая обрести крылья.

Но еще больше он жаждал вновь ощутить инстинкт хищника, способного убивать без тени сомнения.

Раскинув руки, Скай ждал бури, чтобы поймать ветер. Но чуда не происходило; тучи проносились над головой, а вихрь налетал снова и снова, грозя сбросить жалкого человечка вниз, в долину.

Нет, ему не под силу превратиться в птицу. Но Сигурд, бродивший по шропширским лесам в лисьем обличье, Сигурд владеет тайным знанием. И старик пообещал открыть секрет внуку, чтобы тот навсегда обрел крылья.

Но если дед умрет, он уже не научит его.

Неведомая сила заставила Ская широко распахнуть глаза, слезящиеся от ветра. К нему по склону холма поднималась тень; серое пятно парило над зарослями папоротника.

Скай покачнулся и замахал руками, пытаясь удержать равновесие среди бушующей стихии. Он в западне, бежать некуда.

Когда осталось не больше двухсот шагов, призрак замедлил скольжение, клочком тумана перетек через скальный уступ и поплыл к Скаю.

— Нет! — завопил тот, едва ткань капюшона коснулась ступни.

Словно откликаясь на крик, серый плащ взмыл и завис прямо перед Скаем. Юноша закрыл лицо ладонями, но ледяное дыхание просочилось сквозь пальцы и сдавило горло, в одно мгновение высосав из легких весь воздух.