Ганта протяжно свистнул.

— Ну уж!.. Только лучше было сказать напрямую. А то он туповат, мог не понять намека.

— Тогда показалось бы, что я хочу его купить. Он принял бы за слабость.

— Разумно… Но ты не удивил меня, Ориджин. Легко взять замок, если можешь заплатить графством!

— Нелегко платить долги. Особенно — чужие.

Спустя несколько минут отряд графа въехал в замок. Ворота остались открытыми. Боевые знамена опустились, надвратная башня выбросила приветственные ленты.

Эрвин развернул коня и двинулся назад, прочь от замка.

— Эй, куда ты собрался?

— За войском, конечно. Я не въеду в замок малым отрядом. Довольно риска на сегодня.

* * *

В честь нового союза с северянами граф Эрроубэк хотел устроить пир. Эрвин отговорил его от этой затеи: чем меньше будет шума — тем позже Галлард узнает, что северяне перешли Бэк. Граф отдал Эрвину и Корделии лучшие комнаты замка, а остальному войску предложил встать лагерем на восточном берегу. Эрвин отказался расстаться с войском и потребовал в свое распоряжение весь донжон. Граф глубоко возмутился, вскричал о нерушимых законах гостеприимства и оскорбительном недоверии. Эрвин не стал успокаивать его, так что граф успокоился сам и задал вопрос: каковы планы герцога Ориджина относительно персоны приарха Альмера? Тут вмешалась мать Корделия. Церковь Праматерей потребовала, чтобы приарх явился в Фаунтерру с отчетом и покаянием. Он отказал, потому на Вселенском соборе, который состоится сегодня, будет поднят вопрос о низложении Галларда Альмера. Граф уточнил: Галлард лишится звания приарха, но сохранит титул герцога? Корделия ответила с ледяным огнем праведного гнева: приарх обвиняется в таких злодеяниях, что непременно будет отдан под суд, и в лучшем случае окончит жизнь в келье монаха-отшельника, а в худшем — на костре.

Тут граф проявил живейший интерес: кто, по мнению высоких гостей, должен править герцогством Альмера? Эрвин и Корделия ответили в один голос: юный лорд Альберт — единственный достойный правитель. Корона и Церковь будут настаивать на том, чтобы именно Альберт получил титул герцога. Но Альберт слишком юн, — сказал граф, — кто же будет назначен регентом? Корделия развела руками: здесь Церковь не видит смысла вмешиваться в мирские дела. Как обычно в подобных случаях, регент будет избран решением лордов герцогства Альмера.

Вот тогда гости получили все, чего желали: центральную башню замка, контроль над голубятней и волной, огромный запас провизии и военную помощь в размере одного батальона. На глазах у Эрвина граф написал и отправил послание приарху Альмера, в коем говорилось, что войско северян подошло к Бэку с востока, но граф будет стоять насмерть и ни за что не пропустит нетопырей на запад.

Тогда Эрвин велел Джемису расставить часовых — в донжоне, во дворе, на стенах, в голубятнях — и позволил себе лечь в постель. Глупо идти на приарха четырьмя ротами. Нужно накопить хотя бы пару батальонов, а они подойдут через сутки. Можно поспать вволю.

Конечно, едва он коснулся головой подушки, сон улетел прочь. Тоска свалилась на грудь, мучительно сдавив сердце. Договорился с графом, перешел Бэк — чему же ты радуешься? Что это изменит? Что вообще можно изменить? Худшее уже случилось, все теперь бесполезно. Ты лишь притворяешься, будто делаешь важное. Себя-то не обманывай. Все — фарс, не более того.

Он мучительно вздохнул, перевернулся на бок — и увидел подле себя любовницу.

— Умоляю, дай поспать…

Она ухмыльнулась и качнула головой.

— Я поняла тебя, любимый. Ты сделал все, чтобы остаться непонятым, но… Знаешь, что послужило ключом?

— Какой ключ?.. Что поняла?.. Я устал и хочу…

— Почему ты не пошел в Уэймар? Зачем ты здесь, в Альмере?

— Тьма… Ты же прекрасно знаешь. Галлард Альмера и Степной Огонь — возможные союзники Виттора. Нужно обезвредить их.

— Но почему ты? Главный враг сидит в Уэймаре — и ты отдал его вассалам, а сам ушел в другую сторону. Неужели не жаждешь мести? Не хочешь увидеть, как Виттор страдает и гибнет в муках?

— Я хочу увидеть, как ты исчезаешь и даешь мне поспать.

Любовница отбросила простыню. Обнаженная, придвинулась к Эрвину, легла на него, прижалась голой грудью. Покрыла поцелуями его шею, пальцами зарылась в волосы. Стало жарко, сердце бешено забилось. Эрвин больше не пытался оттолкнуть ее.

— Ты лжешь, дорогой мой, — прошептала альтесса. — Сейчас ты не хочешь спать. Ты хочешь быть со мной, отдаваться всем телом и душою. Мне, Тревоге.

— Нашла… — простонал он.

— Конешшно, мне ли не найти!.. Ты веришь, что Иона погибла, потому что иначе, если она жива, все будет на-аамного хуже. Виттор станет пытать ее всеми способами, которые только придумает. Он захочет сломать ее — потому что, знаешь, это же так почетно: сломать Ориджина! Он раздавит ее ради самоутверждения, ради повода для гордости. А потом предложит тебе выменять обломок. Понимаешь, на что?

— Холодная тьма…

— Он потребует твою голову. Ты будешь выбирать: лечь на плаху без малейших гарантий, что это спасет Иону, — либо отказаться и увидеть ее смерть. Не такую, в какую веришь сейчас, — быструю и легкую. А страшную, мучительную — и прямо на твоих глазах. От этого выбора ты прячешься в Альмере.

Эрвин отшвырнул альтессу на пол.

— Ты змея! Проклятая гадюка!

Она грациозно уселась на ковре, послала Эрвину воздушный поцелуй.

— Я оказала тебе услугу, моя радость. Ты больше не равнодушный унылый страдалец. Теперь ты жив. И будешь жив до тех пор, пока не умрешь, либо — пока Иона не умрет по-настоящему.

Альтесса начала таять в воздухе.

— Я вернусь к тебе позже. А сейчас — зови Гвенду с чертовым Предметом!

Начало июня 1775 г. от Сошествия

Обитель-у-Бездны; Львиные горы

Никогда в жизни Хармон Паула не ощущал себя таким идиотом, как в эти дни. Злодеем он бывал, подонком — да, лжецом — сколько угодно, но беспросветным дураком сделался впервые.

Армия владыки выступила в поход от Бездонной Пропасти к Сюрлиону, и на марше дела Хармона стали совсем плохи. Целыми днями он шел. По горной дороге. Своими собственными ногами — а чьими ж еще, коли лошади нет. Вечером, когда войско становилось на привал, Хармон ощущал себя таким же бодрым, как дохлый осел, и крепким, как овсяная каша. Сил не хватало даже на то, чтобы пожаловаться Низе, до чего же он устал. Но именно тут и начиналась его работа! Владыка, его гвардейцы и офицеры за день марша обретали недюжинный аппетит.

— Министр, подавай на стол! Жрать охота!

Хромая на обе ноги и оглашая стонами Львиные горы, Хармон брел к полевой кухне. Рыскал вокруг нее, обливаясь слюной, с великим трудом дожидался жратвы — и не затем, чтобы поесть самому, вот что самое обидное! Лакомые блюда, один вид которых уже был издевательством, Хармон рысцой таскал на императорский стол. Там выслушивал новую порцию насмешек и пробовал — только пробовал! — по ложке от каждого яства.