На Аллера снова набросился жар безумия. Он положил тело друга обратно на землю, поднялся, сделал шаг к порогу, когда за углом дома кто-то неосторожно зашевелился.

Быстрее охотящейся дикой кошки Аллер метнулся к нежданному гостю. Меч он оставил возле Линварда, но это ему не могло помешать.

Девушка взвизгнула, но убежать не успела. Сильная, рука воина сжала до боли ее худенькое, костлявое плечико, а над головой ее, маленькой, мышиной, завис тяжелый, как кувалда кулак. Закрывая в ожидании страшного, уничтожающего ее лицо и голову удара, пойманная успела взмолиться:

— Пожалуйста, умоляю вас, не надо. Я не причиню вреда. Я…я просто хочу помочь раненным!

Что-то все же удержало. Может, жалость? Маленькая, ниже плеча Аллера, хрупкая, немощная. Кому она могла помочь? Да, какого демона, она вообще делает в городе?

Аллер сам не понял, что прорычал ей в лицо.

— Я ученица…! — ответила, дрожа, девчонка. — Воспитанница Лаиры. Мы остались в городе, чтобы помогать раненным! Прошу вас, отпустите.

Он должен был убить. «Убивать всех горожан, кто не скрылся в подземелье!» Чем она исключение?

Кулак дрогнул, девушка пронзительно закричала, втянула голову в плечи. Но Аллер не ударил. Вместо этого за шкирку, бесцеремонно потащил девушку к порогу своего дома и как безвольную куклу швырнул ее на почти безжизненное тело Линварда.

— Так помогай! Иначе, я тебя убью!

Девушка, почувствовав, что тело, на которое она упала, еще не умерло, бросилась его осматривать. Аллер этого уже не видел. Он подобрал свой меч и широко перешагнул порог.

Дом встретил его густым скорбным сумраком. Аллер двигался среди перевернутой мебели, разбитой посуды, как во сне. Дверь в спальню была прикрыта, на косяке, зацепившись дужкой за металлическую петлю, повис замок. Рука нехотя толкнула дверь. Та отворилась скрепя, предупреждая, что ничего хорошего Аллера в спальне не ждет. Он увидел кровать. Их с Эльдой семейное ложе. Только сейчас белоснежное белье почему-то пестрело красными разводами.

Аллер отказывался принимать, почему. Он не хотел верить в то, что безжизненное хрупкое тело на постели, это его Эльда. Он не хотел подходить, но шел. Ватные ноги сами принесли его к постели.

— Эльда…

Она не отвечала. Бледное с оттенком синевы лицо оставалось спокойно. Эльда словно спала и видела серьезный сон, хмурилась на то, что вернувшийся муж пытался ее разбудить и отвлечь. Ничтожное здравомыслие, что еще билось в Аллере, заставило его опустить голову и увидеть пронзенное несколько раз мечом стройное тело. Багрово-красная, мокрая и липкая, ночная рубашка была еще теплой…

Осознание собственной чудовищной ошибки оказалось последней каплей. Аллер сел на край постели, провел пальцами по остывающей щеке жены. Затем вдруг схватил бездыханное тело, сжал в крепких, горячих объятиях, неистово требуя, повторяя:

— Очнись… Очнись! ОЧНИСЬ!

Скупые мужские слезы покатились по щекам. Аллер зажмурился, сердце скукожилось, отказываясь биться. Не выпуская мертвую жену из рук, подчиняясь порыву, вдруг вскинул голову к потолку и закричал, заревел во все горло, вместе со звуком отпуская нестерпимое горе. Снова и снова, пока в припадке не сполз на пол. Тогда стиснул кулаки и, продолжая реветь, принялся долбить себя по голове. Так прошло несколько минут, пока мышца не свело, а голос не осип. Аллер уронив руки на пол, низко опустив голову, сидел возле той, что уже никогда не поднимется.

А потом вдруг, ярче солнца, вспыхнула злоба. На всех. На целый мир. Слезы высохли. Аллер поднялся, одернул плащ, крепче обычного сжал рукоять меча. В его мыслях не осталось ничего, кроме уверенности: он должен выполнять приказ. Он клялся подчиняться Главам? Подчиниться. Он клялся защищать мирных жителей. Защитит.

Аллера больше не было. Осталась только воин. Он вышел из дома. Не оглядываясь, оставив за спиной всю свою прошлую жизнь. Без возврата. Потому что там ничего не осталось. Ни любви, ни чести, ни справедливости, ни правды. Ничего, за что он когда-то сражался.

Аллер шел вперед, не ставя целей, не разбирая дороги, не сводя взгляда с одной незначительной точки. Когда рядом раздалась дробь копыт, он не обратил внимания, даже не остановился.

— Аллер! Ты живой! Вот это да!

Аллер обернулся, но лицо осталось маской из воска. Прямо к нему бежал Юнис.

— Я видел Кайза! — кричал молодой воин на бегу. — И уже не думал найти тебя живым, а…

Юнис поперхнулся кровью. Глаза, которые медленно оставляла жизнь, переползли с лица Аллера на собственную грудь. Пронзенную почти насквозь мечом того, кого он считал товарищем.

Аллер, все так же невозмутимо, дернул рукоять на себя. Под омерзительные чавкающие звуки, лезвие вылезло из рассеченной плоти. Юнис покачнулся, упал, так и не спросив своего убийцу: «За что?» Если бы Аллер мог ответить, то сказал бы: «Так надо».

Перешагнув через мертво тело, он пошел дальше. Юнис был первым, но отнюдь не последним. Аллер рубил всякого, кто оказывался на пути. Воинов — потому что они убивали горожан, горожан — потому что ему так приказали. Снова и снова, не подводя итогов, помня только то, чему научился за годы военной службы, он пробивался вперед, сам не зная куда, не понимая зачем.

Если путались в платье ноги — не замечала. Если болела затекшая, донельзя напряженная рука — не чувствовала. Азея не могла отвлекаться на ощущения. Когда она пришла в себя после того, как Линвард вытолкнул ее на улицу, то бросилась к храму, подгоняемая слепой надеждой. О муже Азея старалась не думать. От этого мутился рассудок, и появлялось только одно, предательское желание — остановится.

Гаспер послушно торопился следом, даже не пытаясь вырвать ладошку из крепко сжатой руки Азеи. Он не спрашивал, ни куда они бегут, ни почему оставили его мать одну. Казалось, дай только шанс, и он завалится на бочок, сомкнет глазки и на несколько часов забудется долгим, спокойным сном без сновидений, чтобы проснувшись засыпать взрослых вопросами.

Никогда раньше дорога от дома до храма не казалась Азее такой долгой. Она петляла по закоулкам, вздрагивая и прячась при малейшем шорохе или движении. Однажды эта осмотрительность спасла им жизнь. Двое пехотинцев, устрашающе громыхая тяжелым оружием, прошли мимо, лишь скользнув взглядом по каменной плите, завалившейся на соседний дом. Они хохотали во все горло над чем-то неизвестным, и не заметили женщины, успевшей укрыться в щели между плитой и стеной. Азея дрожала, одной рукой закрывала рот Гасперу, другой прижимала к груди корзину с младенцем и будто это могло помочь, молилась об одном: «Только не заплачь».

Младенец покорно молчал. Мелькнула мысль, живой ли он вообще, но проверять Азея не стала. Когда пехотинцы скрылись, она вывернулась из щели и, утаскивая за собой детей, побежала дальше.

Азея и не заметила, когда слабость иссохла, а израненная страхами душа затвердела. Когда она почувствовала в сердце невыносимое отвращение к миру, злобу и даже ярость.