Наблюдение – вот чем занят Стрикланд.

Он может сказать, кто из ученых в лаборатории левша и какого цвета носки были на Флеминге в прошлую среду. Лэйни говорит слишком много, и он знает, что это любимая стратегия любого лжеца. Он думает об Элизе Эспозито, ее мягком молчании, о том, что она никогда бы не соврала ему, у нее нет для этого ни силы, ни склонности.

Лэйни что-то прячет. Измену? Он надеется, что нет.

Ради нее самой и ради него, поскольку кое-что неприятное может случиться с ним, юридически говоря, после того как он разберется с прелюбодеями.

Он подавляет эмоции целую ночь.

Следующим утром, после того как дети отправляются на автобусе в школу, он целует Лэйни на прощание, нагибаясь над доской для глажки. Отъезжает в «Тандерберде» совсем недалеко, паркуется под огромным деревом – не та маскировка, которой он хотел, ветки лишены листьев.

Но что поделать. Он съел на завтрак четыре таблетки, иначе совсем никак.

Необходимо держать наблюдательность на уровне.

Стрикланд заглушает мотор и молча молится, чтобы Лэйни не вышла сейчас из дома. Это их брак, это их жизнь. Просто останься дома, вымой кухню, распакуй коробки. Что угодно.

Через пятнадцать минут она появляется в поле его зрения, одета совсем не для дома. Он чувствует укол стыда: когда-то он обещал, что его жене никогда не придется пользоваться общественным транспортом. Он изгоняет стыд из разума хитрым маневром – они оба обещали разные вещи, разве не так?

Ведь это он в конечном итоге натянул обручальное кольцо на палец, несмотря на то что тот начал после этого раздуваться.

Он сражается с «Тандербердом» целую минуту, пока тот заводится, затем медленно катится за женой. Жует губу, пока она ждет автобуса, а затем неспешно едет за ним. Автобус высаживает людей у продовольственного магазина, но Лэйни среди них нет.

Стрикланд напоминает себе, что хорошая слежка требует открытого разума – может быть, ей просто не нравятся здешние цены?

Когда позади остается большой торговый центр, а она так и не выходит из автобуса, открытый разум захлопывается. Если у его жены на сегодня назначено особое дело, то у нее было все утро, чтобы рассказать о нем.

Что бы она ни делала, она творит это за его спиной.

Он сжимает руль так крепко, что слышит щелчок в одном из искалеченных пальцев. Возможно, оторвался один из толстых черных швов, крепящих гнилую плоть. Потом глохнет машина. Никаких драматических картин, слабое покашливание, еще раз. Второй, и Стрикланд катится по инерции.

Он переводит на нейтралку и пытается завестись, но зажигание мертво.

Автобус окунается в поток трафика, издав шум, похожий на писк Образца, которому причинили боль. Стрикланд ничего не может с этим сделать; глядя через дым, много более плотный, чем пар над гладильной доской, он направляет «Тандерберд» к бордюру.

Единственное свободное место – перед пожарным гидрантом. Просто отлично.

Он поднимает ручник, вылезает из машины и смотрит на дорогу: машины кишат словно осы, люди носятся как тараканы, весь город будто одно громадное ядовитое гнездо. Он пинает дверь автомобиля, на той остается вмятина, его пальцы взрываются болью, так что он прыгает на одной ноге, выплевывая загиб, в котором смешаны все существующие на свете проклятия.

Стрикланд обнаруживает, что развернулся и смотрит в другую сторону.

Он видит громадный шар белого пламени, под ним – гигантские тарелки жидкого огня, гладкие ручейки лавы. Его голова пульсирует от свирепого, злого извержения света. Приходится заслонить глаза, чтобы понять, на что он смотрит.

Солнечный свет течет с вращающегося земного шара на крыше салона «Кадиллак», ниже блистают окна от пола до потолка и за ними – бесконечные серебристые капоты.

Стрикланд не помнит, как он пересек улицу, но он бредет по парковке, над ним хлопают гирлянды флагов. Проходит мимо настоящей пальмы, смотрит на фары, между которыми виднеется V-образная эмблема, проводит рукой по чеширской ухмылке на решетке радиатора.

Останавливается перед одной из машин, гладит капот и чувствует себя сильным, спокойным и собранным. Даже боль в изуродованных пальцах слабеет, слабеет, слабеет… Он наклоняется над капотом и вдыхает, ему нравится запах горячего металла, напоминающий аромат оружия, из которого только что выстрелили.

– «Кадиллак Купе Девиль». Лучшее авто, когда-либо созданное человечеством.

Продавец присоединился к Стрикланду.

Стрикланд регистрирует редеющие волосы, следы неудачного бритья, дряблую шею. Остальные детали тонут в свете солнца, оно слишком яркое, слишком яркое, яркое. Продавец выглядит автоматом, таким же металлическим, как и машины у него «на прилавке».

Он шагает вокруг «Кэдди» так, словно он тоже движется на шинах, складки на рубахе и брюках столь же остры, как грани капота. Он поглаживает капот, часы и запонки блестят, словно изготовлены из того же хрома.

– Четырехцилиндровый двигатель V-8, коробка передач на четыре режима. Разгоняется до шестидесяти за десять и семь. Держит сто девятнадцать на автостраде. Хрустит, точно свежая банкнота. Радиосистема со стерео, целая Лондонская филармония внутри. Люксованная отделка, белая кожа, словно в президентском номере пять звезд. Никаких кресел, настоящие диваны. Кондиционер достаточно хороший, чтобы твои напитки оставались холодными, нагрев достаточно мощный, чтобы твоя девочка не замерзла.

Его девочка? Она только что укатила по дороге черт знает куда.

Оставив его наедине с работой в «Оккаме», что вот-вот подойдет к концу.

Хочет ли он преследовать Лэйни или просто убраться отсюда, из этого чудовищного селения, ему понадобятся четыре колеса, замена той груде мусора, которую он противозаконно запарковал на другой стороне улицы.

Это человек из металла сильнее, чем он. Какой смысл сражаться?

Он протестует, поскольку именно этим положено заниматься в автосалонах, хотя знает, что это бесполезно:

– Я просто смотрю.

– Тогда посмотри на это, друг. От носа до хвоста восемнадцать с половиной футов. Это два баскетбольных кольца, если одно поставить на другое. Как ты думаешь, сможешь ли ты забросить мяч так высоко? Посмотри на ширину. Он ведь займет целую полосу, да. Посмотри, как он опирается на колеса, точно лев на лапы. Две и три десятых тонны. Попробуй вывести эту малышку отсюда, и ты повелитель дороги, ничуть не меньше. Могучие окна. Могучие тормоза. Могучий руль. Могущество даже в сидениях, во всем. Просто чистая мощь.

Это звучит хорошо. Это то, чего заслуживает любой мужчина-американец.

Мощь означает уважение. От жены, от детей, от лакеев, для которых самое страшное событие в жизни – сломавшийся автомобиль. Он лучше, чем все это дерьмо. Все, что ему нужно, – сказать всем разом, чтобы они убирались к черту с его дороги.