Только его свирепый взгляд останавливает. Что-то в нем изменилось все же за время его отсутствия. Нет того озорного огонька. Лишь пламя разрушительное.

— Нет. Я не хочу быть с тобой. Отпусти! — кричу, что есть силы, упираясь руками о его грудь.

Забирает он! Чего удумал. Я уж, дурочка, надеялась, что он понял, что вёл себя как настоящая скотина. А он видите ли уже решил, что делать, не спросив моего мнения.

— Ты сама вырыла для себя эту яму.

— О чем ты?!

— Ты скрыла от меня МОЕГО ребёнка! — орет он раненым зверем, и я вижу в момент столько боли в его взгляде, что неосознанно отшатываюсь в сторону.

Нет. Не поддамся вновь. Пускай валит на все четыре стороны. Он не сделает меня виноватой. Не посмеет.

— Ты послал меня к чертям, разве не помнишь?! — набираюсь смелости не понятно откуда и толкаю в сильную грудь. — Я звонила тебе! Ты не хотел и слушать меня.

По лицу его понимаю, что ему вообще плевать на мои слова, он все решил и не уйдет отсюда, пока не сделаю того, что он хочет. И он, словно поняв ход моих мыслей, кивает.

— Мне пох*й, знаешь — нет. Ты и мой ребёнок едете со мной. Ко мне, — говорит так уверенно и четко, что страшно возразить. Спорить с ним бесполезно. — У тебя, сука, пол часа на сборы.

Слова режут тупым ножом по сердцу. Он так говорит, что я сразу ощущаю себя крошечной никчемной букашкой.

Нависает сверху, специально. Подавляет собой, как делал это и раньше. Разворачивает меня к себе спиной и подталкивает в сторону комнат.

Никуда мы с ним не поедем! Явился такой и приказывать вздумал. Нет.

— Но… — решаю возразить, но сразу затыкаюсь, когда жгучая боль врезается в мозг, стоило ему схватить за волосы на макушке. И потянуть на себя.

Проводит носом по оголенной шее, вдыхает мой запах. А у меня от этого мурашки по телу пронеслись и пот по спине. Прислоняется к заднице уже твёрдым бугром и ядовито процеживает на ухо:

— Если не выйдешь, то я разломаю эту ебаную дверь и выволоку тебя за волосы. Уяснила?

Встряхивает, увеличивая силу хватки. Киваю.

Ну что, Мира, ты же его так ждала. Получите, распишитесь. Вернулся. И даже ребёнок не растопил холодное сердце Хайдарова. Вот зачем мы ему нужны, если он так сильно ненавидит меня. Зачем?

Руслан Хайдаров.

Сказать, что это конкретный пиздец — это ничего не сказать вовсе. Они сидели на заднем сидении моей машины. Моя баба. И мой ребёнок.

Это же просто ахуеть не встать. Ребёнок. У меня. Сейчас и уже готовый. Кряхтит там чего-то недовольно, а мамка его с рук не выпускает, впилась мертвой хваткой и смотрит на меня, не опуская взгляд. В любой момент готова коброй накинуться.

Глупышка, словно я сделать чего смогу с ними. И это очень сильно так поразило меня, разве это та забитая Мелкая сучка, которую не стыдился принижать?

По виду она же не изменилась вообще. Сиськи только больше стали и бедра, наконец, пошире, такие, что впиваться хочется руками. Жмякать. Зацеловать и закусать. Прямо как мечтал. Даже как-то завидую сам себе.

А взгляд этот дерзкий, смелый, ахринеть как возбуждает. Пробуждает первобытные инстинкты не здравомыслящего мужчины, а самца. Были бы одни, я бы уже таранил ее дырку и напомнил, кто здесь хозяин положения. Долбил бы на дикой скорости, упиваясь громкими стонами, что точно бы лились с ее сладкого ротика. И нехрен на меня так смотреть возбуждающе. Не выдержу же, блять.

Член как встал, когда она впустила меня, так и не собирался падать и уже давил на мозг. Ночью по пьяни чуть окно не выбил и не захватил мерзавку.

Ебанулся короче.

Твержу себе, что спешить нам некуда. Она уже моя, теперь окончательно и бесповоротно. Мысли такие неадекватные. Нужно было в неё вчера кончать, ещё разок обрюхатить, чтобы не рыпалась. Все потом. Времени у нас навалом. Вся жизнь ещё впереди.

Внутри автомобиля чистая энергетика ненависти и агрессии. Но вот я впервые за почти год ощущаю себя на своём месте. Счастливым. Хрень это, конечно. Но все же.

Вот такие эмоции вызывает во мне моя женщина. И убить хочется, и любить. В разных позах и на любой поверхности. Помечать своими руками, оставлять борозды от ногтей и засосы по всей поверхности нежной кожи. Чтобы ни одного живого и нетронутого участка не осталось. Спермой своей всю залить, смешивать наши запахи каждый день и глубокой ночью.

Блядство. Как же в руки себе взять?

Честно, конкретно с того момента, как увидел ее, не особо волнует меня ребёнок. Хотя должен, моя же кровь. Но она одна сразу заняла мои мысли. Застолбила место во мне. Хочу трахнуть снова, пиздец, с какой силой. Ещё и ещё. Пока из крови моей и спермы не выйдет этот ее яд.

Плыву, сука, и дороги вообще не вижу. Кусаю губы до крови, чтобы хоть как-то избавиться от этой довольной рожи. Блять, и грудь так наполняется сраной надеждой, аж до блевотни тошно становится. Размазало не по-детски. Романтичных розовых соплей ещё не хватало распустить.

Был, конечно, косяк за мной. Вчера по дурости вспылил малость. Но меня тоже можно понять.

Я приехал к ней, чтобы накатить ей по самые яйца по заслугам, замучить, затрахать до смерти. А тут такой кадр. Пиздюк.

— Кто там у нас? — сиплым голосом спрашиваю, чтобы как-то разбавить обстановку. — Девка?

— Уж не думала, что тебе может быть интересно, — хамит нахалка.

А я наблюдаю за тем, как открывается ее ротик, как язычок розовый там у неё шевелится. Ебать.

— А ты не думай, а отвечай, — провожу ладонью по уставшему лицу, что-то резко так накатило.

Черт. Домой хочется уже, искупаться, потрахаться и поспать. Но вижу по воинственному виду девушки, что хрен мне, а не раскрытые тёплые объятия.

Разговоров ещё провести нужно уйма. Нам многое стоило обсудить, прекрасно понимал. Прийти к чему-то общему. Нам придётся это сделать. Потому что вот скандалить с ней целыми днями нет ни малейшего желания.

Хочется уже взаимопонимания. Она только этого никак не поймёт. Хочет же меня, я вижу. У нас ребёнок. Будет покорной и ласковой, получит все, о чем мечтает.

Что ещё ей нужно для счастья?

— Перестань ты дуться. По-другому же не поехала бы, — продолжаю наблюдать за ней почти неотрывно. — Давай, Мира, без этой тягомотины, хорошо?

Отворачивается. Сучка.

Глубоко вздыхаю, стараясь засунуть злобу куда подальше. Делаю дыхательную гимнастику, что нихуя не помогает.

— Чего ты хочешь? Извинений? На колени перед тобой встать? Хочешь, чтобы я унижался? Так не буду этого делать, запомни, — говорю на эмоциях, что прут из всех щелей, но пытаюсь не перегибать палку с неженкой. — Я же просто спросил, кто у нас.